Лев в долине
Шрифт:
– Ладно, решено, – говорил между тем Эмерсон. – Тебе не кажется, что уже поздно, Пибоди?
– Вовсе нет, – отозвалась я рассеянно, все еще переживая из-за двуличия родного дитяти. – А куда дели мои покупки?
Эмерсон указал на неопрятную кучу в углу.
– Придется все это разобрать, – сказала я со вздохом. – Кое-что унесем в палатки. Но здесь не все, что я привезла...
Недостающее нашлось во дворе. Роскошный букет превратился в непривлекательные лохмотья.
– Ты даришь самой себе цветочки, Амелия? – ввернул Эмерсон.
– Нет, это подарок
– Бехлер! – проворчал Эмерсон. – Ох уж эти французы!
– Он не француз, а швейцарец.
– Один черт!
– В любом случае цветы не от него. Честно говоря, я толком не знаю, от кого они. Букет вручил мне цветочник. Он был так хорош! Понюхай, Эмерсон, аромат еще сохранился.
Я игриво сунула розы ему под нос. Эмерсон вскрикнул, вытаращил глаза, ударил меня по руке и запрыгал на месте. Злополучный букет оказался на полу.
Мисс Маршалл на всякий случай отбежала в дальний угол. Зная Эмерсона, я не разделяла ее тревогу, но реакцию благоверного сочла чрезмерной, о чем не преминула ему сообщить.
– Человек хотел сделать мне приятное. Разве стоит устраивать из-за этого такое представление?
– Приятное?! – Эмерсон смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Я увидела на его загорелой щеке полоску крови. – Не знал, что теперь принято прятать в букетах ос! – Он остервенело топтал многострадальный букет. – Когда мое лицо... вот тебе!.. почернеет... вот тебе!.. ты вспомнишь... вот тебе! что я отдал жизнь за тебя, Амелия!
Присказка «вот тебе!» была обращена, к счастью, всего лишь к поникшим цветам.
– Что с тобой, Эмерсон? – испуганно спросила я, бочком подбираясь к нему. – Да хватит же скакать! От физических усилий яд лишь быстрее распространится по сосудам!
– Гм! – промычал Эмерсон и замер.
Пытаясь усмирить отчаянно бьющееся сердце, я осмотрела его щеку. Крошечная царапина, и только. На укус ядовитой рептилии или насекомого это совершенно не походило. Но окончательно успокоил меня безмятежный голос Рамсеса:
– Здесь нет никакой живности. Наверное, ты поцарапался чем-то металлическим, папа. Очень сомнительно, чтобы эта штучка...
Эмерсон молнией метнулся к сыну:
– Не трогай!
Но Рамсеса не так-то просто поймать.
– Папа, тебе ничего не угрожает. Правда, ты сломал эту безделушку. Она золотая...
Золото! Как часто в человеческой истории одного этого слова бывало достаточно, чтобы разгулялись самые низменные страсти! Даже у нас, археологов, сознающих, что простой глиняный черепок может оказаться ценнее драгоценной диадемы, участился пульс.
Рамсес поднес находку к свету. Мы увидели характерный желтый отблеск.
– Дай мне! – нервно сказал Эмерсон. – Эта вещь может быть опасна...
Рамсес послушался, но, конечно, с оговоркой:
– Твои опасения совершенно необоснованны, папа. Загадочные яды, неизвестные науке, встречаются очень редко. Можно утверждать, что они существуют только в воображении
– С тобой никто не спорит, Рамсес, – перебила я его.
Эмерсон покрутил пальцами железную завитушку.
– Как будто кольцо... – сказал он тихо.
– Скорее всего, так и есть. Как странно! Поверни-ка! Кажется, на нем...
– Иероглифы, которые еще можно прочесть! – восторженно взвизгнул наш неугомонный отпрыск. – Видишь картуш? В таких писали имена фараона. Внизу иероглиф, обозначающий звук "с", выше бог со звериной головой и два значка тростника. Речь идет об одном из двух фараонов по имени Сети...
– Сети! – вскричала я. – Невероятно!.. Неужели этот тип осмелился на самую немыслимую наглость?!
Эмерсон схватил меня за плечи и так сильно тряхнул, что шпильки вылетели из моей прически, словно снаряды из пращи.
– Прекрати истерику, Пибоди! – прикрикнул он. – Успокойся же! Что ты несешь?! Что еще за Сети?
С некоторым опозданием я вспомнила, что мистер Немо назвал мне это прозвище в разговоре с глазу на глаз. Дождавшись, когда Эмерсон перестанет меня трясти, я с достоинством поведала о том, что мне известно. Рассказ возымел на Эмерсона неожиданно сильное действие. В спокойном состоянии он до невозможности красив, но, как любого другого, его совсем не красят выпученные глаза, перекошенный рот и свекольный цвет лица. Энид сочла за благо сбежать, заткнув уши, а Рамсес посоветовал мне побрызгать на папу холодной водой во избежание апоплексического припадка.
Видя, что я слишком ошеломлена, чтобы последовать совету, Рамсес сам зачерпнул в кружку воды и устроил отцу душ. Как Эмерсон ни фыркал и ни бранился, его лицо медленно вернулось к нормальному состоянию. Немного помолчав, он тихо осведомился:
– Немо не ошибся?
– Вряд ли он сам изобрел бы такое прозвище. Ведь молодой человек ничего не смыслит в археологии, а прозвище самое подходящее. Сет, как известно, – антагонист благородного Асириса, египетский сатана, так сказать. Правда, в египетской истории был период, когда он считался покровителем дома фараонов. Имя «Сети» означает «человек Сета» или «последователь Сета». Ты наверняка помнишь надпись в Кадеше, восхваляющую фараона Рамсеса Второго:
Владыка ужаса, хранитель славы,
Царь сердца всех земель.
Ты словно Сет великий и могучий
Иль лев, в долине рвущий коз.
Чувствуешь, сколь созвучны эти сравнения загадочной личности, скрывающейся под кличкой Сети? Этот злодей разит своих беззащитных жертв в точности как царь зверей...
– А ты уподобилась древнему стихоплету-льстецу и забыла, что эта кличка несет и другой смысл, – проворчал Эмерсон.
– Сети Первый был отцом Рамсеса Второго, – пискнуло наше образованное чадо, тоже носившее славное имя.