Левиафан. Кровь Ангелов
Шрифт:
– Мы там, где должны быть, – успокаивающе ответил Тот. – Не волнуйся, этим людям можно доверять. И да, я отлично знаю, кто они. Более того, они знают, кто мы! Они даже знают, кто такой Карн и зачем он здесь. Еще раз повторяю – волноваться ни к чему, а все вопросы позже.
Они спустились с холма, люди почтительно расступились перед ними. Мужчина не соврал – их рассматривали взглядами, полными любопытства. Никакого страха или непонимания, скорее восхищение, а кое-где возможно даже надежда.
– Погаси огонь на кумирне, – сказал их провожатый, проходя мимо молодого парня лет двадцати. Тот кивнул в ответ и прытко взбежал на холм. Карн обернулся: парень встал перед костром, распростер руки и закинул
Внезапно Карн понял, что они вышли из Лимба далеко от того места, где вошли в него, очень далеко. До того, как попасть на изнанку они пробирались по лесам и равнинам средней полосы, осень только-только вступала в свои права. Но здесь температура была градусов на семь-десять выше и, судя по ощущениям, давление тоже выросло. Деревья в березняке, который ждал их в низине под холмом, явно отличались от тех, что он привык видеть дома. Безусловно, это березы, но… другие.
Карн не мог сказать, откуда, но он точно знал, что они оказались за несколько тысяч километров к востоку и на пару сотен севернее. Парень посмотрел на небо – фаза луны та же, но созвездия сменились.
Вслед за бородачом они спустились в низину, потом вновь взошли на холм, тоже поросший молодыми березками, углубились в рощу, прошли ее насквозь и оказались у берега узкой, но мощной реки. Поток бурлил и яростно нес свои воды к черному горизонту, где грань между небом и землей уже стерлась.
Они перешли реку по бревенчатому мосту, и под ними не скрипнуло ни одного бревна. Люди следовали за ними на почтительном удалении в дюжину шагов.
По эту сторону реки стояло несколько десятков деревянных домов. Обыкновенные деревенские избы, таких Карн навидался в детстве, каждое лето отправляясь в изгнание к бабке с дедкой. В большинстве своем избы были одноэтажные, но довольно большие, с высокими двухскатными крышами. Над каждой торчала большая каменная труба, из которой лениво выплывали клубы молочно-белого дыма.
И не было ни частокола, ни рва, ни других оборонительных сооружений. А когда боги вслед за своим провожатым оказались на одной из улиц, путь им осветил дрожащий свет факелов, установленных по сторонам дороги с шагом метров пять. Карн отметил, что улицы в поселении очень широкие, примерно по две полосы в каждую сторону. Но не было на земле следов шин. Зато он увидел характерные выбоины, которые могли оставить только конские копыта в железных подковах.
При ближайшем рассмотрении дома оказались настоящим произведением искусства. Резные наличники, ставни, также украшенные изумительной резьбой. Бревенчатые двери имели декоративные украшения в виде деревянных дощечек всевозможных форм. Орнаменты были самые разнообразные, но все же отдельные элементы повторялись и чаще других Карн замечал свастичные узоры.
Мужчина провел их через большое открытое пространство, которое, скорее всего, служило поселению центральной площадью. Посреди этого пространства под деревянным навесом, что покоился на двух массивных столбах, расположился обложенный камнем колодец. Рядом нашлась пара широких деревянных лавок. Карну вся эта композиция почему-то напомнила центральный зал митреума, где посредине стоял фонтан, а вокруг – деревянные скамейки.
Возле колодца их поприветствовали два молодца. Парни поклонились гостям и вскинули руки в жесте «от сердца к небу». Карн где-то читал, что этот самый римский салют вроде как использовали варвары Европы (аля германцы) и даже славяне. К сожалению, сегодня весь цивилизованный мир ассоциирует его разве что с фразой «Хайль Гитлер», а еще свастика благодаря фашистам стала символом, мягко говоря, не самым позитивным. Хотя вот с буддийских храмов солцевороты никто срывать не спешит, этим ребятам чье-то мнение всегда до звезды.
Карн прошел мимо двух молодчиков и боковым зрением заметил, как один толкнул второго локтем и что-то восхищенно прошептал ему на ухо. И вновь знакомые буквы никак не хотели складываться в осмысленные слова. Карн их вроде бы даже понимал, но что-то клинило в голове. Хотя «Адхва-га» он все-таки разобрал. Вот так вот! О нем здесь и правда знают! Только с чего бы? Карн и сам лишь недавно узнал о себе.
Их провожатый остановился у ступеней широкого крыльца перед высоким двухэтажным домом. Это строение ничем не отличалось от других, ни величиной, ни внешним декором. И везде – те же свастичные узоры.
– Я буду рад принять вас в своем доме, – вновь поклонился бородач. – Прошу, внутри вас ждет сытный ужин и ночлег!
– Еще раз благодарим за гостеприимство, теперь уже – лично тебя, – Тот вежливо склонил голову.
Мужчина толкнул высокую дубовую дверь и она бесшумно отворилась. Гостей он пропустил вперед, и лишь затем вошел сам.
Изнутри дом казался гораздо больше, чем выглядел снаружи, в нем пахло пряностями. Они застыли на пороге просторной комнаты, которая, судя по всему, служила одновременно и гостиной и кухней. Справа дышала жаром огромная печь («Настоящая, – подумал Карн, – русская печь!»), чуть дальше – деревянная лестница на второй этаж. Слева две запертые двери, а посреди помещения – большой стол в окружении приземистых лавок. В противоположной стене – два широких окна с большими подоконниками. Еще слева от входа Карн заметил несколько высоких шкафов, доверху забитых книгами, а в стороне от них на полу лежали угловатые камни непонятного назначения. Зеленоватый куб с оранжевыми прожилками – оникс, прозрачный шар диаметром сантиметров двадцать – похож на горный хрусталь, зеленовато-голубая пирамида треть метра в высоту – аквамарин. Были там и другие камни, все – правильных геометрических форм.
Освещалась комната четырьмя коваными ночниками, подвешенными на цепях к потолку. В каждом из ночников горело что-то вроде лучины. Четыре лучины плюс свет от печи – казалось бы, совсем немного для комнаты примерно семь на двенадцать метров. Однако света хватало, даже с избытком. Причем ночники были расположены так, чтобы в помещении не оставалось ни одного неосвещенного места, каждый угол был озарен мягким теплым сиянием.
У печи хлопотала женщина средних лет, одетая в длинное льняное платье песочного цвета и серую поневу. Увидев гостей, она сначала смутилась, но потом поклонилась им и кротко улыбнулась, скинув себе сразу десяток. Раскрасневшиеся от жара щеки делали ее еще моложе и привлекательнее.
Гости по указанию бородача повесили верхнюю одежду на деревянные крюки у входа. Затем их пригласили к столу, предварительно предложив вымыть руки над широкой деревянной бочкой. Бородач полил каждому из них из глиняного кувшина – вода была ледяная, обжигающая. Карн решил заодно умыться, и от морозной прохлады ему стало гораздо лучше, усталость сразу отступила. Рокеронтис даже пофыркал, прихлебнув воды.
Стол был устлан льняными рушниками с неброской вышивкой. Перед каждым из них женщина поставила по две деревянные тарелки. В первой, глубокой, был нажористый суп, от которого поднимался сводящий с ума мясной аромат. В другой – куски жареной курицы, а в качестве гарнира – тушеные грибы. Ко всей этой прелести прилагалась деревянная кружка, в которой Карн обнаружил смородиновый компот с привкусом меда.