Левис и Ирэн
Шрифт:
На первом этаже — деревянные столы, на которых помещаются приходные и расходные книги дебета и кредита, похожие на нотные тетради для церковного пения, огромные, почти в человеческий рост, обтянутые бычьей кожей, с металлическими уголками. Вход — словно витрина салона шляпного мастера Лока, оформленный с таким расчетом, чтобы подчеркнуть давние традиции этой — пусть иностранной — фирмы, которая достойна всяческого уважения, благодаря финансовой порядочности, подтвержденной целым веком деятельности, и умению соблюдать добрые английские обычаи.
На следующих этажах все по-другому; Вместо черных вручную нарисованных
Но вот распахнулись двери, и три менеджера банка «Апостолатос» вместе с поверенным в делах господином Рота поднялись ему навстречу. Они ждали его в центре огромного кабинета, где по стенам разместились сейфы и портреты президентов Административного Совета, избиравшихся в 1846, 1852, 1867, 1876 годах (они, оставаясь греками, превратились из-за тщеславия или по необходимости кто в английского рыцаря, кто в австрийского барона, кто в пашу — это было видно по различному покрою их костюмов и форме трубок).
Здороваясь, они внимательно оглядели друг друга. И хотя внешне все поднявшиеся ему навстречу, если судить по модным пиджакам и брюкам, были британцами, Левис сразу почувствовал, что имеет дело с людьми Востока — завистливыми, страстными, дикими, верными сыновьями своих отцов: они занимались все тем же делом в течение целого века, вкладывая в свою деятельность любовь к традициям, терпение, холодное упорство, словом, были его полной противоположностью. В отличие от лиц младшего обслуживающего персонала, набранного в основном из англичан, их лица были отчетливо смуглыми.
Принесли самосское вино, и работа началась. Переговоры продвигались быстро: эти греки ради англосаксонских методов пожертвовали своим обычным краснобайством и страстью к крючкотворству.
Условия выдвигались следующие: компания «Апостолатос» предлагала выкупить земли Сан-Лючидо за 150 тыс. фунтов стерлингов. Будут оплачены концессия, издержки по комиссионным и перепродаже, а также возвращены суммы, затраченные на оплату складских территорий. Греки выкупали к тому же материал, завезенный на место изысканий, и возмещали убытки Французскому банку за две речушки, уже закованные в трубы, и за установленные турбины, взяв на себя оплату двигателей, которые в настоящий момент направлялись к месту назначения через Марсель. Оплатив все это, греки получали 167 тыс. акций (из 200 тыс., которые контролировал Левис).
В этот момент секретарь принес письмо.
Старший из менеджеров, господин Пизистрат, с черепом таким же чистым, как горизонт в Греции, достал часы:
— Звонила моя кузина Ирэн, чтобы сообщить, что немного задерживается, она только утром прибыла из Триеста. Но к моменту подписания она будет здесь.
— Вы возвращаетесь в центр?
— Я еду дальше, я живу у моего
— Разрешите мне проводить вас.
8
Район Лондона.
— Скорее я должна проводить вас к гостинице, у меня машина.
— Но я хотел с вами поговорить, — настаивал Левис.
— Ну пожалуйста.
Они пошли рядом, пробираясь между многочисленными машинами, застрявшими, как обычно в обеденное время, в узких улочках, запруженных грузовиками и переполненными омнибусами, которые, застыв, словно в желе, беспомощно взирали на обтекающий их людской поток, выброшенный из контор и всасываемый подземными переходами; люди перекусывали, стоя в барах или чайных салонах компании «Воздушные хлебцы».
После гвардейских казарм дорога пошла вниз. Последние наездники, приехавшие еще утром, теперь возвращались; лошади, которых возьмут на вторую половину дня, еще не подготовленные к выезду, тем не менее находились в хорошей спортивной форме, предвкушая, что скоро их оседлают. Ирен и Левис пересекли газон лондонского Кенсингтон-сквера, где росли деревья с кронами аккуратными, как у генеалогического древа. Англичанки с фальшивым янтарем на шее возвращались, держа под мышкой, влажной от пота, романы в зеленых тряпичных переплетах, в сопровождении высоких нескладных кавалеров, шагающих на полусогнутых со шляпами в руках.
— Только что в офисе я боялся вас еще больше, чем на Сицилии.
— А сейчас?
— Меньше… Когда вы не заняты делом, вы больше похожи на обыкновенную женщину. Я часто о вас думал… Вы не сентиментальны?
— О нет, сентименты выдуманы людьми, у которых нет сердца. Я часто вспоминала Сан-Лючидо.
— Ну вот вы и вознаграждены. Вы — женщина деловая, умеете быть настойчивой.
— А вы — деловой мужчина, поскольку умеете уступать.
— Я объясню, почему уступил: чтобы увидеть вас, — произнес Левис с нежностью в голосе.
— Давайте говорить серьезно. Вы уступили, потому что не могли сделать иначе. В случае неудачи вас ожидали бы большие финансовые затруднения. Поскольку вы достаточно хладнокровны, вы не опоздали, а только «порезали себе палец», как говорят на Бирже.
— Финансовые затруднения у Франко-Африканской корпорации из-за вложенных шести миллионов? — переспросил Левис.
— Дело не в корпорации, — спокойно ответила Ирэн, — а в вас. Ведь вы предприняли это дело по собственной инициативе, не ставя в известность ваш Административный Совет. Думаете, мне это не известно? Вы действовали так из гордости, я, наверное, поступила бы так же. По мере того как трудности нарастали, — а я, не скрою, этому способствовала, — ваши личные ресурсы или ресурсы ваших друзей истощались; вы надеялись к определенному моменту уже получить прибыль, а приходилось вкладывать новые суммы. Иногда все-таки борьба одного против всех почти невозможна, не так ли? Я понимала, что вы можете обратиться к тем, у кого в руках финансы. Но догадывалась, что вы предпочтете скорее выпустить изыскания из своих рук, чем вовлечь компанию в дело в тот момент, когда оно в плохом состоянии. Разве я ошиблась?