Левый берег Стикса
Шрифт:
— Ему придется смириться с мыслью, что я все делал сам.
— И мне?
— И тебе.
— А кто его убил — скажешь?
— А ты поверишь?
— Не знаю. Смотря, что скажешь.
— Правду скажу.
— Говори, я слушаю.
— Был у нас такой начальник службы безопасности, Лукьяненко, — сказал Тоцкий и умолк.
На крыльцо вышел криминалист Юра.
— Под деревом я нашел гильзы, — сказал ему Тоцкий, глядя снизу вверх, в пол оборота. — Там и оставил. На стволе — следы пуль и крови. За домом — тоже куча следов. Можешь послать своих, пусть смотрят.
— Спасибо на честном слове, — мрачно пошутил
— Обвиняемый я, — отшутился Тоцкий.
— У тебя размер ноги, какой? — спросил Юра. — Сорок два?
— Сорок два, — подтвердил Андрей.
— Со следами земли там еще две пары, сорок пятый и сорок четвертый. Слышь, обвиняемый?
— Я все делал сам, — повторил Андрей упрямо.
— Ну, тебя, — отмахнулся Юрий мосластой рукой, — все равно узнаем. Там следов, как у Жучки блох.
Он огляделся.
— Скоро сумерки. Спешить надо. Мы на яму и возле дома. А то в темноте не наищешься.
— Там, у ямы, и днем темно, — предупредил Тоцкий.
Они опять остались вдвоем.
— Ты прикрываешь кого-то? — спросил Миронов.
Андрей не ответил.
— Рано или поздно, — сказал чекист, — тебе придется что-то говорить. Уж поверь.
— Весь вопрос в том — рано или поздно. Я выбираю — поздно. А в моем случае — это почти «никогда». Знаешь, Александр Сергеевич, я бы тебе и о Гельфере ничего не сказал бы, но не хочу, чтобы все у них прошло тишком-нишком. Только опасаюсь, что и это вопрос не твоего уровня. Прикажут — забудешь и то, что только что видел. Служба у тебя такая.
— Если ты будешь говорить загадками, то мы каши не сварим, — сказал Миронов. — Я, кстати, не могу сказать с уверенностью, что это тело — твой коллега.
— Тогда через сутки и поговорим, раз ты не уверен. Ты что, не видишь, что здесь произошло?
— Вижу. Была перестрелка. Вижу следы крови на втором этаже, в гостиной. Вижу труп неизвестного мужчины на кухне первого. Вижу следы крови у дома. Я много чего вижу. Но, как я могу делать выводы, если ты отказываешься мне хотя бы что-то объяснить? Я не из «убойного», это не моя компетенция, понимаешь? Я, вообще не должен был этим заниматься — есть соответствующие службы.
— А я — в твоей компетенции, Миронов? — спросил Тоцкий со злостью. — Ты уверен, что я в твоей компетенции?
— Давай, Андрей Викторович, сделаем так. Ты скажешь мне то, что считаешь нужным. Пока.
— Пока? — переспросил Андрей.
— Пока, — подтвердил Миронов. — Ты допускаешь ведь, что твое мнение может измениться? Со временем?
— Вот это вряд ли. Скорее, твое мнение может измениться.
Они замолчали, ожидая пока мимо них пройдут эксперты, вышедшие из дома.
— Возможно, — согласился Миронов. — Заметь, я не прошу у тебя о доверии. Я хочу только услышать твой рассказ о произошедшем. Меру своей откровенности ты выбираешь сам. Я даже не буду задавать тебе сакраментальный вопрос — кто такие «они», которых ты хочешь вывести на чистую воду? Просто скажи мне, что здесь произошло сегодня?
Андрей смотрел на этого румяного СБУшника, и лихорадочно просчитывал, что он может рассказать, а что должен утаить, во что бы то ни стало. Было совершенно понятно, что скрыть присутствие здесь Виталия и его команды не удастся. Но и говорить о них и их роли в событиях этого утра он не станет. Пусть сами думают.
Костя официально мертв, и тут ему надо молчать, поскольку только он, МММ и его люди в курсе того, что сообщение о его смерти в Берлине — «утка». Смерть Лукьяненко? Пока надо молчать. Молчать про тела, скрывшиеся в зеленовато коричневой жиже болота. Молчать про машины, канувшие в черной, глубокой воде озера. Их нет, и не было. Но это и было единственным доказательством правдивости его рассказа. Удостоверения и бумаги погибших, Роман сжег, облив бензином, прямо там, на лесной дороге. До пепла. Пропали без вести. Так, что тогда? Дозированная правда? Она будет слишком похожа на ложь. Но ничего другого у Андрея в запасе не было.
— Здесь держали семью Краснова, — сказал он, — потом привезли Гельфера. Ночью они бежали. Артура убили. Диане с детьми удалось бежать. Командовал похищением начальник банковской службы безопасности Лукьяненко. С ним были несколько сотрудников нашей службы.
Он подумал немного. Миронов терпеливо ждал.
— И несколько сотрудников вашего ведомства, — продолжил Тоцкий, слегка заколебавшись, — и несколько сотрудничков МВД. Вот такая веселая команда. Все. Хватит.
Некоторое время оба молчали. Потом Миронов заговорил, спокойно и размеренно.
— Женщина с детьми бежит из-под присмотра команды состоящей из профессионалов. Заместитель управляющего банком, экономист, ничего кроме ручки и калькулятора в руках не державший, еще вчера бывший в Москве с женой, гибнет во время перестрелки возле загородного дома банкира, ошибочно расстрелянного командой наемных киллеров в Берлине. Жена банкира и их дети бесследно исчезают. Обезглавленный труп зама управляющего похитители закапывают возле дома, после чего, не прибрав после себя, в явной спешке, исчезают с места происшествия. После чего появляется Андрей Викторович, который, еще вчера был в Киеве и не вылетел вечерним рейсом, на который имел билет, но, почему-то, знает все подробности произошедшего, находит тело коллеги и рассказывает эту странную историю. Причем утверждает, что кроме него тут никого не было, хотя и ребенок бы заметил, что здесь, кроме него, было, как минимум двое-трое людей. Андерсен отдыхает. Ты бы поверил?
— Верить или не верить — дело твое.
— Понимаешь, Андрей, машина устроена так, что тех, кто был с тобой, все равно найдут. Это, считай, решенный вопрос. Слишком много следов.
— Поживем — увидим, — сказал Тоцкий. — Ищите, это ваша работа. Почему я вам должен помогать? Есть этому какая-нибудь причина, Александр Сергеевич? Сам знаешь, что нет. Я тебе сказал, что хотел. Ты услышал, что хотел. Поговорили. Я сказал правду.
— Но не всю.
— Угадал. Может быть, попробуешь еще угадать — почему?
По дорожке, ведущей от небольшой «сторожки» на въезде, галопом бежал Ружин. Вид у него был такой, что и Тоцкий и Миронов поняли, что что-то случилось — ему сегодня явно не везло с находками.
— Там, там … — выдохнул он, подбегая, — там еще люди. То есть, Шурик там три трупа, вот, блин, три!
Миронов вскочил, порываясь бежать, посмотрел на Тоцкого, а потом, отстегнув от ограды перил, приковал наручниками к своей левой руке. Ружин дышал шумно, как паровоз. Скорее от испуга, чем от короткой пробежки.