Левый берег
Шрифт:
Андрей остался один. Совсем один. И он прекрасно помнил это самое сильное чувство. Чувство, которое он испытал, зайдя в свою квартиру после похорон матери, выйдя на балкон и закурив сигарету. Это чувство было — страх. Дикий животный страх. День был солнечный, по-летнему теплый. Внизу туда-сюда сновали люди. Жизнь шла своим чередом. А он думал, что у него сейчас остановится сердце. Остаться наедине с диким зверем, от которого нельзя ждать пощады — это страшно. А остаться один на один с мирозданием? Что страшнее? Андрей тогда выронил недокуренную сигарету и, свернувшись на диване в позе эмбриона, пролежал так до вечера.
Конечно, он не
Не без поддержки окружающих, он вскоре "поднялся", встряхнулся и твердо решил для себя, что надо жить дальше. Так и сказал себе. Стиснув зубы, окончил Университет (благо, дипломная работа еще до смерти матери была наполовину готова), получил диплом, месяц попил водки, и как-то с утра, налив себе утренний кофе и пожарив яичницы, стал думать, чего ему теперь делать.
Несмотря на то, что бабушкин домик еще со времен смерти бабы Нюры сдавался под присмотром соседей, которые регулярно и высылали в Новороссийск деньги, финансовое положение его, Андреевой, личности оставалось весьма туманным. Невеликие финансовые "жировые отложения" семьи Соколовых подходили к концу, и других не было. Сдача отдыхающим бабушкиного домика в курортный сезон хоть и приносила некоторый немалый доход, но все же единственным источником средств к существованию служить не могла. Конечно, если Андрей не собирался "сидеть на хлебе и воде". А он не собирался. Друзья родителей деньгами больше не помогали. Они, само собой, предлагали, даже настаивали. Но надо же иметь совесть.
Жестокий жизненный вывод напрашивался сам собой: надо было работать. Кем-кем, а "неженкой" Андрея уж точно не воспитывали. Работы он не боялся, да и студентом часто подрабатывать приходилось. Родители-пенсионеры немногим могли помочь "бедному студенту". Вопрос был в другом. Где работать? Кем работать? Над этими вопросами молодые люди думают как раз таки на пятом курсе. Но у Андрея в это время были другие проблемы.
Идти устраиваться в школу учителем молодому не без амбиций парню категорически не улыбалось. В "народное хозяйство", как выражался один папин друг, тоже. Имелась в виду работа в торговле и на производстве. Нет, в принципе очень даже возможно. Но уж точно — не за такую заработную платы, которую предлагали в Новороссийске.
Взвесив все "за" и "против", поговорив со всеми близкими людьми, мнение которых для Андрея что-то значило, летом 2002 года он сел на поезд и рванул в Москву. За лучшей жизнью. По его разумению, дома его уже ничего не держало. Квартиру свою он сдал в наем.
План был простой. Приехать, осмотреться, зацепиться. Если понравится, если удастся найти себя, тогда — остаться. Продать квартиру, бабушкин дом, сложить все это вместе и купить что-нибудь. Если не в самой Москве, тогда хотя бы в ближайшем Подмосковье. Хороший план…
То, как складывалась московская жизнь Андрея — история отдельная. В ней было многое: радости и разочарования, полно "всякого нового жизненного опыта", ошибки и шаги очень правильные. За семь лет он сменил несколько работ, но ни одна из них ему по-настоящему не понравилась. А других стимулов для того, чтобы на ней оставаться, типа карьерного роста или высокой зарплаты, не наблюдалось.
А закончился его "поход на Москву"
Вот так вот. Программа — "семь шагов навстречу себе".
Идея была банальной и даже скучной. Насмотревшись на то, как молодые предприимчивые парни начинают свой бизнес, Андрей задался сакраментальным вопросом, после которого человеку обычно становится или очень хорошо, или очень плохо: "А чем я хуже?". Проблема заключалась в том, что он не мог назвать себя хорошим специалистом в какой-либо области. Ну что это такое за профессия — "историк"? Это где-нибудь в Англии или Штатах, где деньги у всех из ушей лезут. Там еще ладно. А для России в реалиях "становления суверенной демократии с рыночной экономикой, регулируемой государством" — дерьмо, а не профессия.
Это, само собой, было плохо. Но не фатально. Андрей видел перед собой немало примеров того, как успеха добивались его сверстники, по сравнению с которыми его способности можно было характеризовать как гениальность. В чем было дело? Очень просто. Эти парни сумели "найти нишу". Очень точное словосочетание, поразительно красочно отражавшее смысл действия. "Найти нишу"! Вот что было главное. Ведь, несмотря на юношеский возраст российского капитализма, "хлебные места" в бизнесе заполнялись с космической быстротой. Возможностей для создания чего-то своего, нового, практически не оставалось. Тыкаясь в ту или иную сферу, Андрей, сначала с удивлением, потом — с огорчением, а в конце — с озлоблением обнаруживал, что она не просто уже помечена кем-то более проворным, но уже "разбита на "делянки" и застроена".
Москва была полностью поделена. Причем даже уголовниками. Чеченцы контролировали нефтяной бизнес, грузины — подпольные и легальные казино, цыгане — оружие, таджики — шаурму. А "наркоту" контролировали, чеченцы, дагестанцы, грузины, таджики, цыгане, русские, милиционеры, прокуроры, чекисты, Госнаркоконтроль и еще много кто.
Андрея, естественно, интересовал легальный бизнес, пусть даже он и приносил несравненно меньшие доходы. К "уголовщине" его никогда не тянуло.
Он уже было совсем отчаялся.
Помог случай. Он тогда работал в одной крупной московской компании. Кем он там работал? Он и сам толком не понимал. Официально числился каким-то там менеджером. А занимался разной неинтересной ерундой. Делал графики, писал отчеты, проводил опросы. В здании недалеко от метро "Таганская", где компания арендовала несколько этажей, располагался не один десяток фирм самого разного размера и профиля. Одна из них занималась установкой кондиционеров.
Как так получилось, что Андрей познакомился с парнями, на паях владеющими ей? Стечение обстоятельств, скорее так… Встретились в коридоре на одном из праздников, все нетрезвые, разговорились, нашли общие темы и — вроде не чужие люди. Андрей даже перешел к ним на работу, и даже поработал несколько месяцев.