Левый берег
Шрифт:
Лева с Червонцем неловко пожали плечами.
— Легкая атлетика, тяжелая атлетика… — выдавил из себя Кошак.
— И….
— Не знаю, — признался тот.
— И бокс, парни, старый добрый бокс. Эх вы…
— Виноваты, исправимся, — заявил за всех Червонец.
На улице начинало холодать. Осень постепенно вступала в свои права, заставляя людей прятаться в теплых помещениях. Кроме них во дворике не осталось никого.
— Вопрос на засыпку, — ни с того, ни с сего, бросил Денис. — Где в городе бывают "пробки"? Существенные для нашего внимания, я имею в виду…
— Только в одном месте, — не задумываясь,
— На перекрестке Сталинградского проспекта и улицы Яновского, — продолжил Червонец.
— Причина?
— Несоответствие мощного транспортного потока пропускной способности дорожного полотна, — словно заученное в школе стихотворение, продекламировал Кошак.
— Может, пойдем куда-нибудь, где потеплее? — первым выразил чаяния масс Лева.
— Мальчики, в целом вы меня радуете, — ехидно улыбнулся Денис. — Думаю, у нас все получится… Кошак, твоя хата в Балашевке как в смысле надежности? Нам там никто не помешает?
— Не думаю, — ответил тот. — "Жучкам" там взяться неоткуда, а живу я отдельно.
— Да… — усмехнулся командир и поежился. — Если на этой стадии операции мы будем находить у себя "жучков" или "хвосты" на улице, нам надо собираться и, благословясь, ехать домой. Встречаемся в воскресенье в семь вечера у тебя.
Парни кивнули.
— Толя — ты в Киян. Лева — осмотрись по твоей теме, которую сейчас обсудили. Прикинь, что да как, — коротко отдавал распоряжения Денис. — Кошак — вот как раз тебе время немного поработать по бандитам. А я займусь тут кое-чем очень и очень важным.
Он встал и залпом осушил кружку.
11.10.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Фрунзе. 10:34
— А что ты делаешь?
Денис поднял голову. На него большими немигающими небесно голубыми глазами с любопытством смотрело чудесное создание лет четырех с белыми косичками. Оперативник задумался и даже не заметил, как девочка подкралась к нему сбоку и уставилась лежащий на его колене блокнот, в котором тот рисовал карандашом. То есть, правильным будет сказать, что Денис производил кое-какие движения остро заточенным карандашом по бумаге.
Эта привычку он приобрел в институте. Иногда, сидя на скучных лекциях, он впадал в размышления. Всякие, разные. Зачастую глупые и никому не нужные, но от этого еще более интересные. Он где-то прочитал: "Умному человеку не может быть скучно одному, потому что ему всегда найдется, о чем подумать". Вот он грешным делом и стал причислять себя к категории умных и думать "о разном". И помогало. Кроме шуток. Время действительно начинало бежать быстрее, желанная перемена становилась все ближе. А поскольку до того, как он прочитал это умное наблюдение, процесс убивания времени заключался в рисовании в тетради всякой дребедени (талант к изобразительному искусству у Дениса отсутствовал с детства и напрочь), то постепенно эти два дела срослись. И погружаясь в пучину размышлений под убаюкивающий голос бездарного, читающего свою лекцию по бумажке "препода", Денис незаметно для себя начинал водить ручкой по листу бумаги.
Так случилось и сейчас. Встав с утра пораньше, оперативник немного побродил по центру, позавтракал и приехал в Ковалевский парк. Погода выдалась замечательная. Субботнее утро озарялось скуповатыми, но не жадными лучами осеннего краинского солнца. Дул еле заметный
Закончив обход, Денис вновь неспешно направился в парк, который постепенно начал наполняться субботними отдыхающими. Летнее кафе, "доживающее" свои последние деньки, открылось. Первые посетители уже пили кофе, скармливая своим чадам моложенное из маленьких плошек. Повсюду был слышен детский смех. Оперативник прошел по аллее, обрамленной с двух сторон клумбами высотой с полметра, к тому месту, с которого были хорошо видны окрашенные в серый асфальтовый цвет широкие автоматические ворота с краинским гербом. Он присел на краешек клумбы, предварительно положив на нее свою сумку, взял в руки блокнот с карандашом и начал рисовать схему объекта и делать одному ему понятные записи.
Из ворот вышли трое солдат в "натовской" форме и голубых беретах. Двое из них были на вид неплохо физически подготовлены, зато третий имел явный недостаток веса. Шнурки на его военных ботинках были развязаны. Бойцы неспешным шагом проследовали вниз к улице Фрунзе и залезли в кузов трехосного военного грузовика, почему-то припаркованного у обочины, а не на территории части.
Денис наблюдал. Время от времени в ворота проходили молодые мужчины в форме и "по гражданке". Некоторые особенности поведения и внешний вид солдат в конце концов заставил Дениса сделать неутешительный вывод о том, что большинство военнослужащих этой части были "контрабасами". Оперативник погрустнел еще больше, когда увидел, как из подъехавшей ко входу и припарковавшейся красивой иномарки выходит офицер и направляется в ворота. Это, разумеется, нельзя было считать показательным примером. Вопрос надо было изучать более детально. Но одно Денис уяснил для себя абсолютно точно: может быть, краинская армия в целом и находится в плачевном состоянии, но только не эта часть.
Такое положение дел следовало принять как факт.
"В нашем деле нет ничего опаснее иллюзий", — вдруг всплыли в памяти Дениса слова одного киногероя, немецкого разведчика, в советском сериале про войну.
Хорошие были слова. Факты и ничего кроме фактов.
"Исходя из анализа первичного материала, следует полагать, что на моей "земле", в центре города, располагается вполне боеспособная воинская часть, — безжалостно резюмировал Денис. — Что делать? Ответ прост: пока собирать материал".
Он продолжал наблюдение, постепенно погружаясь в размышления и разрисовывая блокнотный лист психоделическими узорами…
— Рисую, — ответил оперативник и широко улыбнулся.
Девочка внимательно осмотрела художества Дениса, а затем секунд десять изучала его глаза, сосредоточенно засовывая указательный палец себе в ухо.
— А что ты рисуешь? — наконец, выдала она.
— Ну… картинки всякие, — сморозил Денис.
— Маша! Ну-ка иди сюда!