Лейденская красавица
Шрифт:
– Им пришлось плыть в темноте, вот отчего они так запоздали, – заметил Ганс через плечо.
– Как-никак, они здесь, и их немало, – сказал Фой, когда крик дюжины голосов с лодки возвестил им, что они открыты.
Но тут «Ласточка» полетела, глубоко бороздя носом воду.
– Далеко до моря? – спросил Фой.
– Около трех миль, – отвечал Ганс, – с таким ветром мы сделаем их в четверть часа. Мейнгерр, прикажите своему слуге зажечь огонь в кухне.
– Зачем? – спросил Фой. – Чтобы приготовить завтрак?
Лоцман пожал
– Да, если мы еще будем живы, чтобы съесть его.
Но Фой видел, что он смотрит на зажигательную нитку, и понял его мысль.
Прошло десять минут, они миновали последний бакен и вышли в открытое море. Между тем стало уже совершенно светло, и ехавшие на «Ласточке» увидели, что сигнальные огни были зажжены не понапрасну. При устье канала, как раз где начиналась последняя мель, была устроена земляная дамба, оставлявшая проход не больше пятидесяти шагов шириной, и на одном краю ее стоял форт, вооруженный пушками. В небольшой бухточке под стенами форта стояла наготове открытая шлюпка с двенадцатью или пятнадцатью поспешно вооружавшимися солдатами.
– Что же теперь будет? – спросил Мартин. – Они запрут выход из канала.
Ганс стиснул зубы и не отвечал; он только смотрел то на преследователей, то на заграждавших дорогу, но затем вдруг громко скомандовал:
– Вы двое – под палубу! Они собираются стрелять с форта.
Сам он плашмя лег на палубу, не выпуская руля из поднятой руки.
Фой и Мартин повиновались, сознавая, что на палубе они бесполезны. Только Фой одним глазом заглядывал через люк.
– Вот оно! – сказал он и пригнулся.
С форта показался дымок и вслед за тем свист снаряда, пролетевшего в воздухе; затем – снова дымок, и в парусе «Ласточки» появилась дыра. После этого нового выстрела не последовало, потому что люди не успели заложить новые заряды; только несколько солдат, вооруженных арбалетами, начали стрелять по суденышку, пронесшемуся в нескольких футах мимо них.
Не обращая внимания на летевшие стрелы, Ганс снова встал на ноги, потому что лежащему человеку невозможно было бы выполнить такую работу, какая предстояла. Большая лодка, спущенная у форта, теперь была футах в двухстах от них, и «Ласточка», подхваченная сильным течением, неслась на нее с быстротою стрелы.
Фой и Мартин выползли из-под палубы и легли рядом с лоцманом, наблюдая за неприятельской лодкой, дошедшей до половины самого узкого места канала еще по эту сторону мели.
– Смотрите, – сказал Фой, – они бросают два якоря. Будет ли возможность пройти мимо них?
– Нет, – отвечал Ганс, – у самой мели вода слишком мелка, и они знают это. Принесите горящую головню.
Фой сполз вниз и вернулся с огнем.
– Ну, теперь, герр Фой, зажгите нитку.
Фой широко раскрыл свои голубые глаза, и у него мороз прошел по коже, но, стиснув зубы, он повиновался. Мартин, взглянув на Ганса, проговорил:
– Жалко молодости!
Ганс кивнул головой и сказал:
– Не
– Посмотрю, когда придет время. Ох, этот проклятый астроном! – проворчал Мартин, оглядываясь на преследовавшую их лодку, которая находилась не дальше восьми или девяти сот ярдов.
Между тем офицер, командовавший лодкой, вооруженный мушкетом, кричал им, чтобы они спустили парус и сдались; только тогда, когда между обеими лодками оставалось расстояние не больше пятидесяти ярдов, он, казалось, понял отчаянное намерение голландцев. В лодке послышались возгласы:
– Эти дьяволы хотят потопить нас! – и многие бросились поднимать якоря. Один только офицер стоял стойко, бешено крича.
Но было уже поздно: сильный порыв ветра подхватил «Ласточку», и она пронеслась мимо с быстротой сокола.
Ганс стоял и, осматриваясь, слегка поворачивал руль. Фой наблюдал за лодкой, на которую они летели, а Мартин, лежа возле него, не сводил глаз с нитки.
Вдруг, когда до лодки оставалось всего футов пятьдесят, испанский офицер, перестав кричать, поднял мушкет и выстрелил. Мартину, поднявшему глаза, показалось, что лоцман покачнулся, но он не издал ни звука. Он только придал какое-то особое положение рулю, налегши на него изо всех сил, и его спутникам показалось, будто «Ласточка» на минуту остановилась и нос ее поднялся над водой; затем вдруг послышался звук, будто что-то треснуло, покрывший даже крик солдат в лодке: бушприт рухнул, и парус бился в воздухе, как огромный флаг.
Фой на минуту зажмурился, держась обеими руками за борт, пока лодка не перестала дрожать. Когда он снова открыл глаза, то первое, что он увидел, было тело испанского офицера, перевесившееся через сломанный бушприт. Фой оглянулся. Лодка исчезла, и над водой виделись три или четыре головы плывших людей. Что же касается его и его спутников, то они казались невредимы, только их суденышко лишилось бушприта; но теперь оно плавно, как лебедь, плыло по морю. Ганс взглянул на зажигательную нитку, которая тлела уже близко к палубе, а Мартин стал топтать ее, говоря:
– Если мы теперь пойдем ко дну, то пойдем на глубоком месте, стало быть, не стоит лететь на воздух прежде, чем утопать.
– Поди взгляни, есть ли течь, – сказал Ганс.
Они спустились вниз; как оказалось, «Ласточка» не получила никакого серьезного повреждения. Ее массивный дубовый нос врезался в легкие борта открытой испанской лодки и разрезал ее, как нож яйцо.
– Отличный был поворот, – сказал Фой Гансу, когда они повернули, – кажется, все сделано как следует.
Ганс кивнул.