Лейденская красавица
Шрифт:
– Пойдем скорее, – сказала она Эльзе, пробираясь через толпу. – Наверное, тут происходит что-нибудь ужасное.
– Не бойтесь, – отвечала пожилая, добродушная на вид женщина, услышавшая ее слова. – Мы только ждем, чтобы послушать, как новый смотритель тюрьмы выйдет и прочтет о своем назначении.
В эту самую минуту дверь отворилась, и из нее вышел человек. Это был палач с мечом в одной руке и связкой ключей на подносе – в другой. За ним следовал смотритель в нарядной одежде, сопровождаемый взводом солдат и служебным тюремным персоналом. Вынув из-под плаща свиток, он стал быстро, едва слышно читать
Это было назначение его смотрителем, подписанное самим Альбой. В нем перечислялись все его полномочия, весьма значительные, ответственность, весьма небольшая, и все прочее, кроме той суммы, которую он заплатил за место, так как подобные должности продавались совершенно открыто тому, кто предлагал больше. Можно догадаться, что подобное место в одном из больших нидерландских городов было весьма доходным для тех, кто не пренебрегал такими способами разбогатеть. И действительно, доходы были так велики, что жалованье, полагавшееся по этой должности, никогда не выплачивалось, и смотрителю предоставлялось существовать на суммы из карманов еретиков.
Окончив чтение, новый смотритель поднял глаза и окинул взглядом слушателей, быть может, чтобы увидеть, какое впечатление он произвел на них. Эльза, в первый раз увидевшая тут его лицо, схватила Лизбету за руку.
– Это Рамиро, – шепнула она, – шпион, следивший за отцом в Гааге.
Но ее спутница не отозвалась. Лизбета вдруг как бы окаменела и, вся побледнев, бессмысленным взглядом смотрела в лицо человека, стоявшего против нее. Она также узнала его. Несмотря на печать, наложенную на него годами, страстями, страданиями и злыми мыслями, несмотря на то, что он потерял один глаз, оброс бородой и страшно похудел, она узнала его: перед ней стоял ее муж, Жуан де Монтальво. Как бы повинуясь влиянию магнетического тока, и его взгляд обратился на нее; ее лицо выделилось для него из толпы. Он задрожал и побледнел, отвернулся и быстро пошел в ад Гевангенгуза. Он показался оттуда, будто дьявол, сошедший в людской мир, чтобы выискать себе жертв, и, как дьявол, снова скрылся. Так, по крайней мере, показалось Лизбете.
– Пойдем, пойдем, – проговорила она, увлекая за собой девушку и стараясь выбраться из толпы.
Эльза заговорила сдавленным голосом, часто переходившим в рыдание:
– Да, это он. Он затравил моего отца; ему нужно было его состояние, но отец поклялся, что умрет прежде, чем отдаст ему свое богатство; и он умер, умер в тюрьме инквизиции, а этот человек – его убийца.
Лизбета не отвечала; она не произнесла ни слова, пока они не остановились у маленькой, обшарпанной двери. Здесь она заговорила в первый раз холодным, неестественным тоном:
– Я зайду к фроу Янсен; ты слышала о ней: это жена того, которого они сожгли. Она присылала сказать мне, что больна; я не знаю, что с ней, но в городе ходит оспа: я уже слышала о четырех случаях, и поэтому лучше, если ты не пойдешь со мной. Дай мне корзинку с вином и провизией. Мы уже дошли до конторы, где тебя ждет Фой. Не вспоминай о Рамиро. Что сделано, того не воротишь. Поди, погуляй с Фоем и забудь на это время о Рамиро.
Эльза нашла Фоя у дверей конторы, где он уже ждал ее, и они вместе вышли из городских ворот в луга, лежавшие за городом. Сначала оба говорили немного, так как у каждого были мысли, которые не
Наконец она замолчала и, остановившись на берегу реки, ломая руки, заплакала. До сих пор Фой не говорил ничего: его находчивость и веселость совершенно оставили его. И теперь даже он не знал, что сказать; он только обнял девушку за талию и, привлекая ее к себе, поцеловал в губы и глаза. Она не сопротивлялась, ей даже не пришло это в голову; она опустила голову ему на плечо и тихо рыдала. Наконец она подняла лицо и спросила очень просто:
– Чего ты желаешь от меня, Фой?
– Чего? – повторил он. – Желаю стать твоим мужем.
– Время ли теперь выходить замуж или жениться? – спросила она снова, как будто рассуждая про себя.
– Не знаю, – отвечал он, – но мне кажется, что только это и можно сделать: в наши дни вдвоем все же легче жить, чем одному.
Она несколько отступила и, грустно покачав головой, начала было:
– Отец мой…
– Да, – прервал он ее, просияв, – благодарю, что ты упомянула о нем. Это напомнило и мне. Он также желал нашего союза; и теперь, когда его нет, надеюсь, что ты разделишь его взгляд.
– Не поздно ли теперь спрашивать об этом? – проговорила она, не смотря на Фоя и приглаживая своей маленькой белой ручкой растрепавшиеся волосы. – Но что ты хочешь сказать этим?
Слово за словом, как мог восстановить в своей памяти, Фой повторил сказанное ему Гендриком Брантом перед тем, как они с Мартином отправились на опасное предприятие в Гаарлемское озеро, и закончил:
– Ты видишь, он желал этого.
– Его желания всегда были моими желаниями, и я… я также желаю этого…
– Бесценные вещи не легко приобрести, – сказал Фой, вспомнив слова Бранта, между тем как в душу его закралось опасение.
– Это он намекал на сокровища? – сказала она, и улыбка осветила ее лицо.
– Это сокровище – твое сердце.
– Правда, вещь не имеющая цены, но, мне кажется, неподдельная.
– Но и лучший металл может треснуть от долгого употребления.
– Мое сердце выдержит до смерти.
– Большего я не прошу. Когда я умру, можешь отдать его, кому захочешь; я снова найду его там, где нет ни женитьбы, ни замужества.
– Не много от него осталось бы на долю другого; но вглядись внимательно и в свое золото: как бы его чеканка не изменилась – ведь золото плавится в горне, и каждая новая королева чеканит свою монету.
– Довольно, – нетерпеливо перебил ее Фой. – Зачем ты говоришь о таких вещах, да еще загадками, сбивающими меня.
– Потому… потому, что мы еще не женаты, бесценные же вещи – повторяю не свои слова – не легко достаются. Полную любовь и согласие нельзя приобрести несколькими нежными словами и поцелуями – они приобретаются путем испытаний…
– Немало их еще выпадет на нашу долю, – весело отвечал он. – А в начале пути очень приятно поцеловаться.
После этого Эльза уже не стала возражать.