Лейденская красавица
Шрифт:
– Что могут сделать два человека против пятидесяти? – спросил Фой, сняв свою шапку на стальной подкладке и почесывая в затылке.
– Не много, однако при удаче кое-что могут. Но так как, кроме кошки, никто не умеет лазать по стенам, а калитка заперта болтом, то, мне думается, для нас безразлично, умереть ли здесь, обороняясь, или под пыткой в тюрьме.
– И я то же думаю, – согласился Фой, ободряясь. – Ну, как нам насолить им посильнее, прежде чем они уложат нас?
Мартин огляделся вокруг, раздумывая. Посредине двора возвышалась постройка вроде голубятни или палатки, какие устраиваются иногда на рынках. В действительности
– Вот здесь можно продержаться, – сказал Мартин, – и на стенах висят арбалеты.
Фой кивнул головой, и они вбежали в башенку, но не незамеченные, так как в ту минуту, когда они ступили на лестницу, офицер, командовавший отрядом, крикнул им, что приказывает сдаться во имя короля. Они не отвечали, и когда они входили в дверь, стрела из арбалета ударилась о деревянную обшивку башенки.
Башня стояла на дубовых столбах, и в круглую комнату над ними, имевшую до двадцати футов в диаметре, вела широкая наружная лестница в пятьдесят ступенек. Лестница оканчивалась небольшой площадкой футов шести в поперечнике, и налево от нее дверь вела в помещение, где отливались пули. Фой и Мартин вошли туда.
– Что теперь делать? Запереть дверь? – спросил Фой.
– Я не вижу пользы в этом, – отвечал Мартин, – они постараются ее разбить, а чего доброго, вздумают еще поджечь. Нет, лучше снимем ее с петель и положим на высокие болты так, чтобы им пришлось взобраться на нее, когда они вздумают взять нас.
– Блестящая мысль, – сказал Фой, и они сняли с петель узкую дубовую дверь и положили ее поперек порога на нескольких металлических формах, приперев другими формами. Площадку же они усыпали мелкой дробью так, чтобы люди впопыхах спотыкались и падали. Кроме того, они сделали еще одно приспособление, и это была уже выдумка Фоя. На одном конце комнаты стояли ванны, в которых плавился свинец, а в печи под ними уже были наложены дрова для работы следующего дня. Фой зажег их и открыл тягу, чтобы дрова загорелись скорее и поскорее расплавились лежавшие в ваннах свинцовые слитки.
– Пусть они подойдут снизу, – сказал он, показывая на отверстие, через которое расплавленный металл выливался в резервуар с водой, – расплавленный свинец окажется кстати.
Мартин кивал, посмеиваясь. Он снял со стены арбалет – в эти времена, когда каждое жилище или склад товаров должны были быть приспособлены так, чтобы служить для защиты, было обыкновение везде держать большие запасы оружия – и подошел к узкому окошечку, откуда видна была улица.
– Я так и думал, – сказал он. – Они сами не могут отпереть калитку, а острые прутья над ней не нравятся им; вот они пошли за кузнецом, чтобы выбить болты. Подождем.
Фой начал волноваться: перспектива быть убитым превосходящими силами расстраивала его. Он думал об Эльзе и своих родителях, с которыми никогда больше не увидится, думал о смерти и обо всем, что может ожидать его после нее в том неведомом мире, где он скоро должен очутиться. Он осмотрел свой арбалет, попробовал тетиву и положил запас стрел на пол возле себя, сняв пику со стены, он попробовал ее рукоятку и конец, потом раздул огонь под ваннами, так что плавившаяся масса заклокотала.
– Не
– Мы можем еще помолиться, – сказал Мартин, – в последний раз, – и приводя свои слова в исполнение, великан опустился на колени, Фой последовал его примеру.
– Читай молитву! – сказал Фой. – Я не могу ни о чем думать.
Мартин начал молитву, которую, может быть, стоит привести:
«Господи, – начал он, – отпусти мне мои грехи, которым нет числа или которые мне теперь некогда счесть, а особенно тот мой грех, что я отсек голову палачу его собственным мечом, хотя мы и не бились с ним, и убил испанца в боксе. Благодарю Тебя, Боже мой, что Ты допустил нас умереть в бою, а не быть замученными или сожженными в тюрьме, и прошу Тебя допустить нас убить как можно больше испанцев, чтобы они помнили нас долгие годы. Господи, защити моих дорогих хозяина и хозяйку, и пусть они узнают, что мы кончили свою жизнь так, что они похвалили бы нас, а пастор Арентц пусть лучше не знает: он, пожалуй, подумает, что нам лучше бы было сдаться. Аминь».
Фой после того также прочел краткую и сердечную молитву.
Между тем испанцы отыскали кузнеца, который начал работать над калиткой, как было видно через верхнюю решетку.
– Почему ты не стреляешь? – спросил Фой. – В него можно попасть. Стреляй.
– Потому, что он бедный голландец, которого они силой принудили идти с ними. Подождем, пока они сломают калитку. Когда придет время, постоим за себя, герр Фой; видите, как все смотрят на нас: они ждут, что мы будем отчаянно защищаться. – Он указал вниз.
Фой взглянул. Двор литейного завода был окружен высокими домами с остроконечными крышами, и у всех окон, на всех балконах собрались зрители. Уже распространился слух, что инквизиция выслала солдат, чтобы схватить молодого ван-Гоорля и Рыжего Мартина, и что они уже ломают калитку завода. Поэтому граждане, между которыми были и рабочие с завода, собрались, так как не думали, чтобы Рыжего Мартина и Фоя ван-Гоорля легко было взять.
Стук у калитки продолжался, но она была крепка и не поддавалась.
– Мартин, – сказал вдруг Фой, – я боюсь… Мне нехорошо… Я знаю, что буду тебе плохой поддержкой в трудную минуту.
– Вот теперь я уверен, что вы храбрый малый, – отвечал Мартин с коротким смехом, – иначе вы никогда бы не признались, что боитесь. Конечно, вам страшно, и мне тоже страшно. Это от ожидания; но при первом ударе вы будете счастливы. Слушайте: как только они начнут взбираться по лестнице, становитесь позади меня, близехонько за мной, – мне нужна будет вся комната, чтобы размахнуться мечом, и, стоя рядом, мы только мешали бы друг другу, а с пикой вы можете стоять позади меня и принимать каждого, кто сунется вперед.
– Ты думаешь защитить меня своей тушей, – сказал Фой. – Ну, ты начальник здесь; я же сделаю, что могу. – Обняв великана обеими руками за талию, он ласково потрепал его.
– Смотрите, калитка валится! – закричал Мартин. – Ну, стреляйте вы первый! – Он несколько отстранился.
В эту минуту дубовая дверь повалилась, и солдаты ворвались во двор. Силы вдруг вернулись к Фою, он почувствовал себя крепким, как скала. Подняв арбалет, он спустил стрелу. Тетива зазвенела, стрела со свистом разрезала воздух, и первый солдат, пораженный в грудь, подпрыгнув, упал. Фой отошел в сторону, чтобы натянуть тетиву.