Лейтенант Магу
Шрифт:
— А вам не приходит в голову, — невежливо перебил жандарма Алекс, — что они могли быть убиты после нашего ухода? Ведь сам Межид при убийстве не присутствовал.
— Не приходит, — отрезал Крыжопуло. — Мы эксгумировали тела. Кроме повешенного хозяина, все остальные были убиты пулями, выпущенными из винтовок системы «шапсо», коими вооружена только охотничья команда вашего полка. Вот этими.
Жандарм извлек из ящика стола бумажный пакетик и высыпал из него несколько винтовочных пуль. Действительно, «шапсо», с другими не спутаешь. Вот только непонятно, кто позволил жандармам вскрывать могилы и ковыряться в трупах?
— Пули изъяты при свидетелях, о чем имеется соответствующий протокол. Прошу ознакомиться.
Алекс пробежался глазами по протянутой бумаге.
— А вы уверены, что на обоих берегах Темерюка нет других винтовок, кроме наших? Их выпускают сотнями тысяч. Прошу отметить это в протоколе.
— Отметим. Только больше ни у кого таких винтовок нет. По крайней мере, мне неизвестно, что они у кого-либо есть.
— Если вы чего-то не знаете, то это не доказывает невозможность данного явления. Вы можете однозначно доказать, что эти пули выпущены из винтовок, состоящих на вооружении моей команды?
Крыжопуло аккуратно убрал пули обратно в пакет, а пакет в стол.
— Современная криминалистика такой возможности не имеет.
— Прямо скажем, по этому случаю доказательства у вас слабоваты. Ни свидетелей надежных, ни оружия. Или еще что-то есть?
Больше всего лейтенант боялся, что жандарм вытащит из своей папки протоколы с показаниями самих похищенных девок или солдат охотничьей команды. На девок несложно надавить и они все что угодно подпишут. А солдатам предложат выбор: либо все отрицать в качестве обвиняемого, либо все подтвердить и стать свидетелем. Кое-кто мог бы и сломаться. Хотя, в двух самых опасных возможных свидетелях Фелонове и Ивасове он был уверен — эти не выдадут. А вот из последнего пополнения…
Но нет, ротмистр только засопел в ответ. Алекс постарался, чтобы его радость не вылезла наружу. Нет у них надежных доказательств против лейтенанта Магу. А на показания Толстого Межида наплевать. Кто он такой? Подручный бандитов и работорговцев, пойманный на горячем и их же предавший. Какой судья или присяжный такому поверит?
Пока лейтенант втихаря радовался, Крыжопуло скрипел пером, потом извлек из своей папки еще несколько листов и перешел ко второму эпизоду, вменяемому в вину лейтенанту.
— Согласно показаниям того же Межида Отстоева…
Тут опять не было ничего конкретного, поскольку толстяк при самом расстреле не присутствовал и Алекс имел возможность все отрицать. Пули «шапсо» из второго пакета, также впечатления не произвели. Интересно, сам Крыжопуло пакеты с пулями не путает? А вот дальше Алексу стало совсем не смешно.
— Согласно показаниям второго свидетеля, лично присутствовавшего при расстреле Мантасура Надоева и его семьи…
— Я могу узнать фамилию свидетеля?
— Узнаете, — отрезал жандарм. — Когда придет время.
Когда именно придет это время, лейтенант уточнять не стал, бесполезно. А эта сволочь сдала все и всех. Показания неведомого свидетеля были очень подробными, вплоть до того, кто, где стоял, расстрельная команда перечислена пофамильно и дословные цитаты из приказов лейтенанта Магу. Алекс и сам позабыл, что он тогда говорил, а этот гад все запомнил, не иначе, заранее готовился. Да, плохо дело. Если в суде этот мерзавец запоет, то и остальные солдаты дрогнуть могут. Значит, суда допускать нельзя, вычислить эту сволочь, пока не поздно, и…
— А вот этого вам делать не советую.
Только сейчас Алекс заметил, что Крыжопуло прервал чтение и обращается к нему.
— Чего, простите, не советуете?
— Именно то, о чем вы сейчас подумали. Поздно, все показания уже запротоколированы. Только других под статью подведете.
— А вы, ротмистр, мысли читать умеете?
— К сожалению нет. Но все ваши мысли у вас сейчас на лице написаны. Но что вы можете сказать по существу дела?
— Ложь. Ложь и клевета. Видимо, кого-то из солдат я наказал слишком строго, а теперь он сводит со мной счеты. Я буду настаивать на очной ставке.
— Ваше право, — пожал жирными плечами жандарм, как только мундир не треснул по швам, — только вам же хуже будет.
— Ничего не было, — продолжил все отрицать Алекс, — никакого Мантасура и его семью в глаза не видел.
— Упорствовать продолжает. А зря.
Маска доброго дядюшки, наставляющего на путь истинный непутевого племянника на роже ротмистра Крыжопуло сидела отвратительно. Алекс испытал сильнейшее желание врезать кулаком по этой маске, но звякнувшая цепь кандалов напомнила о фактическом положении дел.
— В таком случае, подождите, пока я протокол напишу.
Жандарм углубился в свои бумаги, а Алекс лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию. Нет, суда допускать нельзя ни в коем случае. Сам по себе судебный процесс с такими обвинениями уже серьезный удар по репутации, даже если дело закончится оправданием. Слава душегуба и детоубийцы будет потом преследовать всю оставшуюся жизнь. Нет, дело надо разваливать именно сейчас, на стадии следствия. Но как?
Первым делом, надо найти предателя. Найти и удавить. Понятно, что он попал в охотничью команду с последним пополнением. Именно поэтому он про первый расстрел ничего конкретного сказать не мог, зато все знал про второй. Но тогда в команду пришло полтора десятка человек, попробуй, вычисли, кто именно эти показания подписал. Да и невозможно ничего сделать из тюремной камеры. Тупик. А время-то работает против него, и с каждым днем ситуация будет становиться только хуже. Дережицкий или кого-нибудь из охотников расколет, или девок отыщет.
— Прочитайте и подпишите.
Алекс взял протянутые ему бумаги. Почерк у Крыжопуло был каллиграфический, разборчивый. Прочитав протокол, лейтенант убедился, что все вопросы и ответы записаны правильно, ничего лишнего нет.
— Где подписать?
— Вот здесь.
Палец жандарма накрыл площадь в треть квадратного дюйма. Алекс, брякнув цепью, неловко расписался. Крыжопуло вызвал дежурного, и лейтенанта отвели обратно в камеру.
Весь следующий день Алекса никто не трогал. Самым тяжелым было полное отсутствие какой-либо новой информации и невозможность хоть как-то повлиять на складывающуюся ситуацию. Он почти физически ощущал, как вокруг него сжимается кольцо, а он только бесполезно теряет время сидя на тюремных нарах. Несколько раз он порывался вскочить на ноги и начать по диагонали мерить камеру шагами, но тяжесть кандалов на руках и натертые запястья останавливали в последний момент. Так он и просидел весь день.