Лежебока

Федотов Антон Сергеевич

Комната встретила меня легким бардаком. Посреди комнаты ваялась буквально разодранная коробка из-под пришедшего вчера ноутбука. Сам он стоял на слегка расчищенном от шлама рабочем столе.

Отец поморщился. Беспорядок он не терпел органически. Однако на моей территории я был в своем праве. А на общей соблюдал установленные правила поведения.

— Хорошая вещь! — Кивнул он в сторону ноутбука и взял его в руку словно взвешивая. — Красивая…

Я кивнул. Мощный процессор, легкий вес, заряд батареи держит до сорока минут —

чудо а не машинка!

— Самое то для учебы, верно? — Негромко поинтересовался он, слегка повертев "игрушку" в руках.

Еще один кивок подтвердил верность его слов. В конце концов, именно под таким предлогом я и попросил его купить мне новый компьютер.

— Да… — Негромко выдохнул "гость" моей вотчины.

Бам!

Я Едва успел отшатнуться! Отец практически без замаха расколошматил ноутбук о стену на над моей кровати. Вздрогнуть мне, конечно, пришлось, но обернуться к месту удара я не посмел. И так было понятно, что ремонту там ничего уже не подлежит.

— Только ты не подал заявление в училище. — Коротко прокомментировал свои действия он все тем же ровным и пугающим тоном. — Верно?

— Да, — глухо выдал я из пересохшего горла. — Не подал. Отец, я… Не хочу быть…

— Хорошо. — Кивнул тот. — Тогда кем хочешь? Куда ты подал документы?

Никуда. Он знал это. Или догадывался. Но совершенно верно.

— Я хотел взять год, чтобы определиться…

Не прокатило.

— Определиться. — В глазах отца мелькало настоящее бешенство. — Это каким таким образом, Демид? ЧТО ты сделал для этого? И как собираешься использовать этот год?

Вопросы били точно в цель. Особых планов не было. Зато откуда-то взялась уверенность, что все само как-то образуется… Правда, отчего-то здесь и сейчас она казалась мне столь эфемерной, что о ней не имело смысла даже упоминать.

— Знаешь, когда полиция мне сегодня сообщила об этих несчастных…

Я опустил взгляд. Да, не выдержал. Да, сорвался.

— Демид, — продолжил отец. — Как ты мог позволить регулярно грабить представителя Алексеевых, а? Месяцами. У тебя были варианты, сын: представиться, драться, убить их всех, в конце концов!

Мое сердце пропустило удар. Второй раз в жизни я узнаю, что…

— Они живы. — Бухнул отец. — Все. Двое в реанимации, но с положительным прогнозом.

Мой выдох не остался незамеченным родителем.

— Рано расслабился, сынок. — Сообщил он. — Завтра об этом станет известно в городе. Какая-та шваль чуть ли не год отнимала у сынка алексеевского деньги! Представитель Алексеевых ПЛАТИЛ ДАНЬ уличной швали… Думаешь, в полиции промолчат? Думаешь, об этом никто не узнает? Скажи, как скоро соберется Совет рода? И что мне на нем сказать в твою защиту?

Молчание не ответ. Это я усвоил давно. Однако сказать мне было и впрямь нечего. До этого момента происходящее виделось в несколько ином свете. Эту сторону вопроса я старательно не замечал. Наверное, не очень-то

и хотелось.

Отец прошелся по комнате. Несколько шагов вправо, столько же влево, после чего выдохнул как-то горько. Казалось, что из него вынули какой-то стержень, заставлявший его держать голову прямо там, где другие падали на землю, закрывая голову руками.

— Демид, — наконец произнес он негромко и как-то грустно. — Ты довел ситуацию до той черты, когда я вынужден задать вопрос: насколько тебе важна принадлежность роду?

Я открыл рот. От изумления. И с громким щелчком захлопнул его обратно.

— Нет, — поднял руку отец. — Семья у тебя останется по прежнему. Мы с мамой очень тебя любим. Но род такого не поймет. Итак, насколько тебе важно остаться ее частью?

Оторопь я сбросил с себя с большим трудом. Мне на это понадобилось секунд тридцать. Лишь затем я смог выдавить из себя одно-единственное слово:

— Важно.

Николай Васильевич кивнул каким-то своим мыслям. И помотал головой, словно отгоняя от себя что-то очень-очень неприятное.

— Я готов… В Учебку.

Отец негромко рассмеялся.

— Правда? — Спросил он совсем не весело. — Готов он… Даже если откинуть тот факт, что срок подачи документов уже истек, то подумай вот над чем: какая репутация у тебя там будет? Думаешь, что это происшествие так и останется тайной? Уверяю тебя, что нет. И едва об этом будет известно в училище… Тебе лучше об этом не думать. И учти, что репутация каждого Алексеева — это репутация рода. Да Семейный совет тут же и отзовет твои документы. Вот так вот.

На это мне ответить было нечего.

Как-то не ожидал я, что игра в жизнь, которую я вел на протяжении пары последних лет, придет вот к такому вот финалу. Печальному, да. Конечно, сейчас можно смиренно блеять нечто вроде "И что, ничего нельзя сделать?". Но смысл-то? Если можно, то наверняка сделает. Все что в его силах.

— Николаевская военная академия. — Негромко произнес отец. — Других вариантов я не вижу.

Вот это номер! Я и офицер? Да еще и Генерального штаба! С одной стороны, это будет действительно серьезный довод для Совета. Однако, по-моему, куда проще Карееву под венец подвести, чем исполнить этот безумный план.

Но промолчал. Просто потому, что все что натворить я мог, уже сделано. Теперь нужно исправлять. И самостоятельно это сделать у меня толку не хватит. А Николай Васильевич всегда славился тем, что ничего не говорит просто так. Раз он считает, что шанс есть, значит…

— Что ты знаешь об академии?

— Ее создание положило начало формированию корпус офицеров Генерального штаба, — слова из учебников истории и политологии вспоминались сами собой — память у меня была отличная всегда. — К таковым относятся обер-офицеры в чине не ниже поручика, прослужившие в строю не менее двух лет и окончившие академию или выдержавшие при ней экзамен.