Лгунья-колдунья
Шрифт:
Потому что способности рассуждать здраво и мыслить логически угрюмо сидели в самом дальнем углу сознания, сметенные туда ураганом эмоций. В голове вертелась огромная воронка торнадо «Кирилл?!». И больше ничего.
Есть такая изощренная древнекитайская пытка, когда на голову связанного человека мерно капает вода. Капля за каплей, вовсе не больно, но долго, но равномерно. И человек медленно сходит с ума, потому что долбежка становится невыносимой.
Вот так же, долго и равномерно, на голову Ланы капали минуты. Одна за другой, через строго определенные промежутки времени. Когда закапала
Приехавшая час назад мать тоже не смогла разбить ледяную корку, сковавшую ее родную девочку, и теперь, прижавшись к теплому, надежному плечу мужа, тихо всхлипывала, комкая мокрый от слез носовой платок. Наблюдать горе своего ребенка, осознавая, что в данной ситуации от тебя лично ничего не зависит, что единственное, чем ты можешь помочь дочери, — это разделить ее боль, было трудно. И больно. И страшно. Страшно за нее, за Лану — выдержит ли? Столько всего свалилось на бедняжку за последние годы, не всякий мужчина выдержит! Но потом в ее жизни появился Кирилл, которого Елена Красич полюбила почти как сына. Почти — потому что у нее был свой сын, Яромир.
И, глядя иногда на невероятно красивую пару — Лану и Кирилла, — мама Лена ощущала, как замирает, словно на американских горках, ее сердце. Замирает от страха за детей, за их любовь, за их с таким трудом обретенное счастье. Слишком уж много было завистливых взглядов, истекающих черным ядом мыслей: как это так, и он, и она — оба умные, красивые, богатые, а смотрят только друг на друга! Осознать, что такое бывает, не могли многие обитатели гламурного бомонда, и постоянные сексуальные атаки то на Лану, то на Кирилла не прекращались. Причем на Кирилла чаще, чем на Лану, поскольку количество охотниц за красивым, богатым и по документам холостым мужчиной распределялось приблизительно сто к одному.
Но все было бесполезно — в жизни Кирилла существовала теперь только одна женщина. А в жизни Ланы — только один мужчина. Две половинки нашли друг друга и, став единым целым, уже не представляли жизни друг без друга.
И сейчас в приемном покое истекала болью одна часть этого целого, от которой попытались оторвать другую. И попытка эта почти удалась. А может, и без почти…
Дверь, ведущая к операционным блокам, открылась, и в приемном покое появился высокий, худой мужчина в слегка запачканном кровью зеленом докторском костюме. Он снял с лица хирургическую маску и, осмотревшись, подошел к семье Красич:
— Вы по поводу Кирилла Витке?
— Да… — еле выдохнула Лана, пытаясь подняться с дивана, но ноги ее желания не разделяли, превратившись в ватные. — Он?..
Продолжить фразу не смогла, горло перехватило от ужаса, девушка и хотела услышать ответ, и в то же время — нет. Ведь если…
— Жив, — доктор присел на диван рядом с Ланой и устало потер ладонями щеки. — Операция прошла успешно, хотя рана на голове очень тяжелая, осколком черепа повреждена височная доля мозга.
— И
Больше всего сейчас он хотел обнять другой рукой дочь, защитить, уберечь своего птенца от боли, но мешал сидевший между ними хирург.
— О последствиях задумываться пока рано, — доктор озабоченно всмотрелся в застывшее лицо девушки. — Состояние крайне тяжелое, пришлось ввести пациента в искусственную кому. Он подключен к реанимационной аппаратуре, к тому же перенесенная пациентом клиническая смерть тоже могла повлиять на мозговую деятельность. Скажу вам честно: то, что Кирилл Витке в таком состоянии смог перенести сложнейшую операцию и до сих пор жив — уже чудо. Самое настоящее, подобных случаев в моей практике было очень мало. Делать какие‑либо прогнозы не берусь, но мы будем делать все возможное…
— И невозможное, — добавил Мирослав. — Имейте в виду, в финансах вы не ограничены, любое лекарство, любая консультация, у наших ли специалистов либо за рубежом — вы обязаны сделать все, чтобы поставить Кирилла на ноги. И не просто поставить, а вернуть к полноценной жизни.
— Ну, об этом пока говорить рано, я же упоминал…
— Нет, — хрустнула сосулька, — не рано. С Кириллом все будет хорошо, я знаю это. Потому что я не дам ему уйти, бросить меня. Не дам. Он уже хотел это сделать, но я не пустила.
— Да, врач «Скорой» рассказывал, — улыбнулся хирург. — Вы бы видели его глаза! А вам, девушка, я настоятельно рекомендую отправиться домой и хорошенечко отдохнуть, иначе вы можете угодить в соседнее отделение нашей больницы.
— Нет, — отломился еще один кусочек льда. — Я останусь здесь, пока Кирилл не придет в себя.
— Это вряд ли.
— Что — вряд ли придет в себя?
— Вряд ли вам удастся дождаться этого здесь.
— Почему?
— Потому что, Олененок мой родной, — мама Лена смогла наконец взять себя в руки и перенести на другой конец дивана, ближе к дочери, — Кирилл очнется не скоро. Ты же слышала — его ввели в искусственную кому. Сейчас главное — не спешить, да, доктор?
— Совершенно верно, — кивнул тот.
— Поэтому поехали домой, доченька.
— И что, Кирилл не скоро сможет говорить? — Способность соображать все еще сидела в том же углу, мысленное оцепенение продолжалось.
— О чем вы, девушка! — усмехнулся хирург. — Дай бог, чтобы он после всего смог говорить хотя бы внятно и членораздельно.
— Не говорите ерунды, — отмахнулась Лана. — С Кириллом все будет в порядке! Вот только как же мы узнаем, кто на него напал?!
— М‑да, — доктор поднялся, — подождите меня здесь, пожалуйста, я сейчас вернусь.
Он действительно сейчас вернулся, буквально через пару минут, за ним шла пожилая медсестра со шприцем наперевес.
— Это что? — насторожился Мирослав.
— Это седативное средство для вашей дочери. Вы же видите, в каком она состоянии, — врач кивнул в сторону что‑то тихо бормочущей себе под нос Ланы. Она улыбалась кому‑то невидимому. — Это почти пограничное состояние, если девушку не вывести из него прямо сейчас, у нее есть все шансы угодить в соответствующую клинику. Оно вам надо?