Либеральный Апокалипсис
Шрифт:
— Вы обокрали и убили моего отца.
— Положим, не я. У любого процесса есть объективная и субъективная сторона. Если бы мой муж не забрал документацию, это сделал бы какой-нибудь акционер. Убивать Андрея никто не собирался, корпорация хотела только поскорее загрести ноу-хау. Всем было ясно, что Кречетников никогда не будет работать на «Сирл». Все остальное стало делом случая… Леонид, конечно, понимал, что недотягивает до уровня твоего отца. И это субъективная сторона. Но я уже вдова.
— И что с ним случилось?
— Я убила его.
Хотя правая дверь джипа не отворилась,
— Неувязочка, вы не открывали дверь, а уже оказались в салоне машины.
— Извини, забыла. — Джэд распахнула дверь. — Я знаю практически все, что с тобой произошло, Всеволод. То, что потеряно, уже не вернешь, а жалость только унизит тебя. Сейчас перед нами открыты новые горизонты.
— Перед нами?
— Перед нами. Ближе меня у тебя никого нет и не будет. Наши способности будут дополнять друг друга. Я стану для тебя соратницей, помощницей, матерью. Если захочешь, я буду твоей женщиной — не в нашем положении обращать особое внимание на обыденную мораль. Кстати, отец пророка Моисея был женат на собственной тетке.
Она придвинулась к нему всего сантиметров на десять, но у него уже захватило дух. Аромат плоти. Ее глаза сияли, ее кожа была свежа, грудь высока, а талия узка.
— Подождите, тетя, что там радио бормочет?.. В трех, уже четырех мегаполисах какие-то прозрачные мгновенно перемещающиеся существа, похожие на скелеты, ведут охоту на горожан. Где они появляются, истлевают материалы, рассыпаются стены, разваливаются ЛЭПы, коммуникации и прочая инфраструктура, словно все эти объекты теряют положенный им запас времени. Ньюйоркцы, лондонцы, парижане исчезают, а вместо них появляются эти… вампиры.
— Не совсем, Сева. Ньюйоркцы и прочие лондонцы не исчезают. Они становятся теми, кого ты обозвал вампирами.
— Это что — ваша… работа?
— Эта работа начата твоим отцом и продолжена корпорацией «Сирл». Он действовал из научного рвения — и это, конечно, его извиняет, — ребята из «Сирл» ради бабок. Но итог таков: поверхность пространства-времени проткнута как решето, и из глубины мира лезут некие… создания.
— Паразиты?
— Грубо. Они ведь вступают с людьми в симбиоз. Кому от этого хуже?
— Стать коконом для какого-то беса — это разве не хуже?
— Я бы не стала употреблять слово «бес». Скажем, это иная форма жизни, протекающая за пределами нашего мирка. Могу предположить, что отдельные ее особи извергаются некой маткой… Неаппетитно, но нужно уметь вовремя перейти на сторону тех, кто сильнее, а красоту потом наведут медийщики — им за это деньги платят. Эти создания из Посленастоящего вполне настроены на сотрудничество. Не надо переживать, что они кого-то немного обидели, человечество должно теперь играть пассивную роль. От этих гостей его не защитят ракеты и прочие пухи, оно бессильно, потому что сгнило. Тебе ли этого не знать?
— Это вроде того, что индейцы были беспомощным мясом перед западными завоевателями?
— Вроде того, только не столь брутально.
Ее умелая рука опустилась ему на затылок, и он ощутил ласку, скрытую в ее пальцах.
И вдруг Джэд исчезла. Сева не сразу понял, что посох-клюка матушки Ефросиньи
— Не все сгнило Божьей милостью, — решительно заявила матушка Ефросинья.
Однако тетя исчезла ненадолго. Когда она появилась вновь, ее платье уже лопнуло, кожные покровы приобрели прозрачность, так же как и остальная плоть, приметны были только ягоды глаз, стебли яичников и что-то обвившееся вокруг позвоночника. Тетя потянулась к Севе, его кровь забурлила, готовая выплеснуться наружу, чтобы напитать вампира, атакующего из Преднастоящего. Но волна сорвала Кречетникова с тверди и швырнула словно в водоворот. Вместе с тварью они закружились в вихре, а потом провалились вниз. Когда было уже видно жерло воронки, она бесстыдно раскинула ноги, из ее лона вышел длинный шип, сияющий как расплавленное серебро. В последний момент Сева вывернулся из ее объятий, протянул здоровую левую руку к тетиному позвоночнику, обвитому червем, сорвал его и бросил вниз…
Может, век, а может, и мгновение он находился в пустоте, серебристой, рассеченной сияющими прожилками, как мрамор. Он висел в ней, не чувствуя тела, не слыша своего дыхания, потом стал «всплывать» в светоносных потоках. Смутные тени оформлялись, становились резче, и наконец он оказался в привычном окружении.
Матушка Ефросинья смотрела на него столь широко открытыми глазами, что, казалось, они занимают пол-лица. Наконец она подытожила:
— Ты сделался совсем прозрачным, будто растворился в серебристом тумане. Но я молилась, и ты стал возвращаться.
— Я был… вроде беса?
— В наших монастырях не занимаются «демонологиями». Но я подумала, что бесы так не страдают, ты не из них… А Господь Бог не мог оставить тебя беззащитным перед ними, поэтому дал тебе особые силы.
Послышался шум двигателя. По звуку Сева узнал «Лендкрузер» темирхановцев.
Вот машина остановилась, и из нее вышло несколько людей. Кто-то из них дал очередь по Севе и матушке Ефросинье. Пока перелет.
Вдруг «Ландкрузер» превратился в огненный столб, и к «Паджеро» подкатило горящее колесо. Не выстрелил больше ни один из темирхановских боевиков, успокоились разом. А совсем рядом с джипом Сева увидел нескольких солдат, почти невидимых, передвигающихся быстро и бесшумно. Судя по экипировке — ВДВ. Один из десантников, видно, и засадил из гранатомета в темирхановский внедорожник. А метрах в тридцати из переливов сумрака возникла огромная боевая машина — экранолет, от дыхания ее могучего мотора завибрировал воздух.
Здоровяк-офицер, появившийся рядом с «Паджеро», постучал по капоту и поднял зеркальное забрало шлема.
— Елки, да это ж мой бывший командир, майор Марков, — выдохнул Сева.
— Да, парень, хватит тебе воевать одному. И матушке пора вернуться к молитвам, — сказал вместо приветствия офицер.
— Товарищ майор, Владимир Николаевич, откуда вы?
— Правительство ввело в Шалшыке чрезвычайное положение. Моя рота снова оказалась самой мобильной.
— Наконец наступит мир, в человецех благоволение, — радостно произнесла инокиня.