Liberte
Шрифт:
После погрузки всех заключённых из нашей партии нас надолго оставили в покое, а затем всё продолжилось. Только вместо того, чтобы заполнить до конца оставшиеся в нашем ряду свободные места ближе к переборке, вновь прибывших начали усаживать к нам в конец на сидения противоположного ряда. Глядя на это Джордж странно отреагировал, сделав неожиданный для меня вывод:
– Нам везёт. Сразу двинем на Ходак.
– С чего ты так решил?
– Их сажают отдельно. Чтобы они не помешали нашей выгрузке. Значит нас загрузят и выгрузят из "морозильника" первыми. А они полетят дальше.
– Куда?
– После Ходака?
– Джордж на мгновение задумался и замолчал.
– На Илдакер, пожалуй, а больше там таких везти
– А кто они такие?
– Обычные уголовники. Пираты, убийцы, грабители, ворьё и прочая шушера.
Вскоре мимо нас провели и моего знакомца, показывавшего мне на плацу упражнения для разминки рук. Промокший он трясся от холода и по всему было видно, как он устал и измотан. Он вовсе не был похож на вора и уж тем более на пирата. Впрочем, откуда мне знать, будто я разбираюсь в этом вопросе! Всё моё знание жизненных реалий находится на уровне тупого обывателя, самонадеянно полагающего что он обо всём прекрасно осведомлён и блаженно пребывающего в полной уверенности что окружающий его мир прост и понятен. Говоря иными словами я не знаю ровным счётом ничего и не могу быть уверен абсолютно ни в чём. Подобно слепцу, досконально изучившему свою маленькую комнатку и прекрасно освоившемуся внутри её ограниченных пределов, я внезапно оказался выпихнутым вне её стен, в неизвестное доселе мне пространство, имея в качестве отправного ориентира лишь пославший меня в свободное плавание увесистый пинок под зад.
По мере погрузки второй партии пассажиров, прежде серое и аморфное скопище заключённых принялось дробиться, распадаясь на отдельных персонажей. Обезличенные фигуры обретали свои индивидуальные черты, обозначались незаметные до сей поры различия. В людской массе, представлявшей ранее единую монолитную группу, состоящую целиком и полностью из лиц, исторгнутых нормальным обществом, парий и отверженных поправших установленные законы, вышагнувших за пределы дозволенных рамок, происходило деление на хищников и жертв. Не успели ещё конвойные задраить за собою люк, ведущий в наш отсек, как народ внутри уже начал перешёптываться, делая первые осторожные попытки общения, сбиваться в стайки и самоутверждаться, делая это как всегда за счёт других самым примитивным из всех доступных способов, унижая и подавляя более слабых телом и духом.
Усаженный прямо напротив Джорджа мужчина с неприятным дёрганым лицом мазнул глазами сначала по мне, затем по Джорджу, презрительно ощерился вызывающе скривив толстые губы, но так ничего и не сказав в наш адрес поворочал по сторонам глазами и неожиданно громко особенно после продолжительной тишины прогнусавил:
– Пухлый, ну ты где? Я с тобою ещё не закончил!
Невдалеке кто-то одобряюще заржал, сосед с левой стороны от меня заискивающе захихикал.
– Пухлый, ау! Где ты, мой сладкий? Отзовись!
– всё гнусил дёрганый, кривляясь и растягивая слова. Он явно рисовался, привлекая к себе общее внимание.
– А вона ты где! Пухлый, ты чего припух?
– и он загоготал, радуясь собственной шутке необыкновенно удачной по его мнению.
Я проследил за направлением его взгляда и стало ясно кто является объектом его издёвок. Мой недавний знакомец. Он сидел отрешённо, глядя перед собой, стараясь абстрагироваться от происходящего вокруг, но это получалось у него плохо и как он не пытался контролировать свои эмоции, на его лице без труда читалось обречённое выражение. Мне стало стыдно и больно за него. Не знаю почему. Может из-за того, что своим видом он чем-то напомнил мне собственное чувство безысходности и неспособности что-либо изменить. Может из-за того, что он был первой живой душой, принявшей во мне пусть невольное и слабое, но деятельное участие.
Постепенно закипая от нарастающей во мне злобы, я вонзился взглядом в гнусавого:
– Рот закрыл!
– мой собственный голос прозвучал отчётливо и жёстко, но на моего противника это не произвело никакого впечатления.
– Чего ты сказал, мальчик? Повтори, а то я не расслышал?!
– он явно глумился надо мной, играя на публику. Множество любопытных лиц обратилось в нашу сторону с интересом ожидая дальнейшего развития событий.
– Заткни свой рот!
– повторил я, осознавая в какое невыигрышное положение поставил себя затеяв эту ссору, но отступать было уже поздно, да и сдаваться я был не намерен.
– Ты кому это сказал, пёс? Да я тебя...
– начал было истерично и на показ накручивать себя гугнявый, но тут же прервал свою так толком и не начавшуюся тираду заверещав от боли в коленной чашечке.
До сих пор ни во что не вмешивающийся Джордж решительно поддержал меня. Устроив стычку, я не задумывался о том, как он поступит и примет ли мою сторону. Я вовсе не рассчитывал на его помощь, а потому был приятно удивлён его поступком. Воспользовавшись оставшейся нескованной частью тела, он, не вступая в словесную перепалку, без затей с размаху отвесил гнусавому сильный удар ногой в уязвимое место. Гнусавый попытался в ответ лягнуть Джорджа, но он в корне пресёк его попытку, наподдав тому сбоку в икроножную мышцу. Тот завыл от боли, но продолжил брыкаться. Один раз извернувшись он так ловко саданул Джорджа, что чуть было не перехватил у него инициативу. Будучи зачинщиком случившегося, я не мог оставаться в стороне и принялся раз за разом наносить удары по находящейся в пределах моей досягаемости правой ноге гнусавого. Метя ему в колено, я лишь задевал его, не нанося особого вреда, но стоило приноровиться и пару раз мне всё-таки удалось причинить ему настоящую боль успешно вмазав по голени носком своего ботинка. Этим не преминул воспользоваться Джордж окончательно подавив его сопротивление. Не в силах противостоять одновременно двум противникам и блокировать сыпавшиеся на него удары, гнусавый истошно заголосил:
– Хватит! Хватит!
Никто и словом не обмолвился в его защиту. Мой сосед слева всё также нервно хихикал. Взгляды остальных не выражали ничего даже близко похожего на жалость. Многое читалось в их глазах: интерес, злоба, апатия, испуг, но ни капли сочувствия. На Джорджа вопли тоже не возымели никакого воздействия. Продолжая размеренно наносить удары по ногам гнусавого, он старался бить выцеливать болевые точки. При этом он делал обманные движения заставляя того беспорядочно дёргать ногами в напрасных попытках избежать удара. Было похоже на то что Джордж получает от происходящего удовольствие, превратив избиение в забаву. Однако на меня его вопли действовали угнетающе. Потерпев с минуту, я не выдержал:
– Довольно с него. Прекрати!
Джордж неспеша повернул голову в мою сторону. В его глазах горел злой азартный огонёк. Я уже было подумал не погорячился ли указывать своему единственному союзнику на то как ему стоит поступать, как вдруг Джордж улыбнулся и сказал:
– Ты прав с него хватит.
Больше гнусавый никого не беспокоил. Поджав под сидение ноги, он изредка потирал их одну об другую и искоса бросал в нашу сторону злые взгляды.
Джордж промолчал почти весь полёт, лишь однажды перед самой стыковкой с орбитальной станцией чуть наклонил голову в мою сторону и как можно тихо произнёс:
– Зря ты всё это затеял. Теперь он на нём здорово отыграется.
– и не ожидая моего ответа он отвернулся от меня.
***
По гулкому грохоту ботинок, раздававшемуся со стороны первого отсека несложно было догадаться что по сравнению с погрузкой процесс выгрузки идёт значительно быстрее. Вскоре люк в наш отсек открылся и стало ясно благодаря чему достигается такой удивительный результат. Сработала автоматика и ближайший к двери заключённый освободившись от пут бегом покинул отсек.