Либидо, его метаморфозы и символы
Шрифт:
В этом направлении Аменхотеп IV (18-я династия) пошел дальше всех: он заменил всех прежних богов "живым великим солнечным диском", официальный титул которого гласил: "Над обоими горизонтами владычествующее солнце, на горизонте ликующее во имя свое: блеск, который заключен в солнечном диске". — К этому Эрман 25 прибавляет: "Именно должен был быть почитаем не солнечный бог, а светило Солнце само по себе, которое лучистыми своими дланями [110] сообщает живым созданиям бесконечность жизни, в нем заключенной".
110
Ср. выше "пятиперстные звезды"
Аменхотеп IV выполнил своею реформою толковательскую работу, которая психологически весьма ценна. Все божественные быки [111] , овны [112] , крокодилы [113] , сваи [114] и т. п. заменены были им солнечным диском и таким образом их отдельные атрибуты оказались сведенными [115] к атрибутам солнца. Подобная же судьба
111
Бык Апис есть манифестация Ptah. Вообще бык известный солнечный символ.
112
Амон.
113
Собк из Файума.
114
Бог из Деду в Дельте, который почитался как деревянная свая — фаллически (Pfahl — Phallos).
115
Эта реформа, которая была проведена с большим фанатизмом, вскоре была потом уничтожена.
116
Арш. Metamorph. lib. XI, 239.
"Царица небесная, — являешься ли Церерою, величественною родительницею полевых плодов, или небесною Венерою или сестрою Феба или Прозерпиною, страшною в своем ночном вое — этим своим женственным светом ты освещаешь все города" [117] .
Эти попытки после политеистического расщепления свести к немногим единицам разбившиеся на бесчисленные вариации и олицетворенные в отдельных богах основные религиозные мысли обрисовывают тот факт, что уже в прежние времена такие уподобления напрашивались сами собой. Богатство таких связей встречается еще у Геродота, не говоря уже о системах эллинистически-римского мира. Стремлению восстановить единство противостоит еще более сильное стремление все вновь создавать множество, так что даже в так называемых строго монотеистических религиях, например в христианстве, не подавимо тяготение к политеизму. Божество распадается по меньшей мере на три части, сюда присоединяется еще женское божество Мария и сонм второстепенных богов в лице ангелов и святых. Оба эти стремления находятся между собой в постоянной борьбе; то существует один Бог с многочисленными атрибутами или много богов, которые в таком случае в различных местностях носят различные наименования и олицетворяют собой то один, то другой атрибут идеи, коренным образом с ними связанной; это именно произошло, как мы видели выше, с египетскими божествами.
117
Стоит отметить, что некоторые гуманисты (я имею в виду то, что сказал ученый Mutianus Rufus) вскоре пришли к тому заключению, что древность имела, собственно говоря, лишь два божества, одно мужское и одно женское.
Вернемся к стихотворению Ницше Огненное Знамение. Мы нашли там в качестве символа libido пламя, териоморфически представленное в образе змеи; это является одновременно и символом души [118] ; Ницше говорит: "моя душа сама есть это пламя". Мы видели, что змея должна рассматриваться, как фаллический образ libido "прямо подъявшейся в нетерпении", и что этот образ есть также и атрибут божественного образа Солнца — египетского солнечного идола — или иногда такое символическое изображение libido, в котором сочетались солнце и фаллос. Ничего нет поэтому удивительного, если солнечный диск наделялся не только конечностями, но и мужским половым органом. В доказательство можно привести следующее видение Литургии Митры:
118
Не только божеству, но и душе приписывалась световая или огненная субстанция, как например в системе Mani, а также и у греков, где душа характеризовалась как огненное дуновение. Святой дух Нового Завета появляется в виде пламени на головах апостолов. (ср. Dieterich 1. с. S. 116). С этим сходно иранское представление о Hvareno; под этим следует понимать "Милость Неба", в силу которой правит монарх. Милость, благодать представляли себе весьма вещественно, как своего рода огонь или сияющий ореол (см. Cumont, Myst. des Mythra, S. 70); с представлениями родственного характера мы встречаемся у Кернера в его Scherin von Prevorst и в случае, опубликованном мною в Психологии и патологии так называемых оккультных явлений. Здесь души не только состоят из духовно-световой субстанции, но весь мир построен на бело-черной системе манихейства — и все это у пятнадцатилетней девочки! Умственное сверхдостижение, которое я прежде усматривал в создании этой фантазии, раскрывается теперь, как следствие энергичной интроверсии, которая взрывает глубокие исторические пласты духа; в последних я вижу регрессию к воспоминаниям человечества, сгустившимся в бессознательном.
"Подобным образом становится видимою также и так называется труба, источник служения ветра; ибо ты увидишь у солнечного диска словно свисающую трубу" [119] .
Это чрезвычайно странное видение свисающей с солнечного диска трубы должно было бы казаться чем-то чуждым и в то же время безвкусным в религиозном тексте, подобном Литургии Митры, если бы этой трубе не придавалось фаллического значения, как месту происхождения ветра. Правда, от этого атрибута нельзя прямо заключать к фаллическому значению, но должно вспомнить, что ветер, так же как и солнце, является оплодотворителем и созидателем, о чем было упомянуто выше [120] . У одного живописца немецкого средневековья мы встречаем изображение conceptio immaculata, которое заслуживает упоминания: с неба спускается труба и направляется под одеяние Марии. В трубе слетает в образе голубя Святой Дух, чтобы оплодотворить Божью Матерь. Относительно Митры, который чудесным образом родился из скалы, святой Иероним замечает, что это рождение произошло "solo aestu libidinis", то есть от бурной мощи страсти [121] .
119
Dieterich 1. с. S. 6–7.
120
Приведу еще одно место из Firmicus Matemus (Mathes. 1, 5, 9; cit. Cumont: Text. et mon. 1, 40): "Cui (animo) descensus per oroem solis tribuitur". — Душа, которой предопределено падение через солнечный круг,
121
Cumont: Text. et mon. I, S. 163.
Honegger открыл у одного душевнобольного (paranoide Demenz) следующую безумную идею: больной видел у солнца хвост, направленный вверх, то есть как бы мужской орган в состоянии эрекции; когда больной качал головой вперед — назад, то и солнечный penis двигался туда и сюда, и от этого движения происходил ветер. Это странное безумие долго оставалось мне непонятным, пока я не познакомился с видениями Литургии Митры. Эта безумная мысль бросает свет, как мне кажется, на одно очень темное место текста, которое непосредственно следует за местом, приведенным выше:
"И по направлению к странам, лежащим на запад, как будто это бесконечный восточный ветер; но если другой ветер, по направлению к странам востока, будет в служении, то ты одинаковым образом увидишь, по направлению к странам (этой стороны) превращение этого зрелища" [122] .
Смысл этого места по-видимому следующий: смотря по направлению ветра видение относит то туда, то сюда. Труба, "место происхождения ветра" [123] ; она обращается то на восток, то на запад и порождает соответственный ветер. С этим движением трубы поразительно согласуется видение душевнобольного [124] .
122
Mead: A Mithriac Ritual. London 1907, S. 22.
123
Я обязан моему другу и сотруднику доктору Риклину сообщением следующего случая, который обнаруживает занимающую нас здесь символику. Дело идет о параноидной больной, у которой началась очевидная мания величия следующим образом: она увидела вдруг сильный свет, ветер обдавал ее, она чувствовала, как ее сердце повернулось и с этого мгновения она знала, что Бог вошел в нее и был в ней.
Я должен также здесь указать на интересные совпадения мифологических и патологических образований, которые приводятся в аналитическом исследовании Dr. Сабины Шпильрейн; это исследование выполнено с изумительным терпением и основательностью. Я должен здесь решительно подчеркнуть то обстоятельство, что госпожа Шпильрейн открыла эти символизмы в самостоятельной работе независимо от меня. Работа помещена в Jahrbuch.
124
Dieterish 1. с. стр. 10–11 и 14–15.
Различные атрибуты солнца, сведенные в отдельные группы, последовательно появляются в Литургии Митры; после видения Гелиоса выступают семь дев с змеиными лицами и семь богов с лицами черных быков. Дева есть каузативное сравнение libido, вполне понятное. Змея в раю предпочтительно мыслится в женском образе, как соблазнительное начало в женщине (старыми художниками изображаемое также как женщина), хотя змея собственно имеет фаллическое значение. В сходной смене и значении стала и в античном представлении змея символом земли, последняя же мыслилась постоянно в образе женщины. Бык хорошо известный символ животворящего солнца. Божественные быки называются в Литургии Митры "стражами мировой оси"; они вращают "ось небесного круга". Богочеловек Митра обладает таким же атрибутом; он является то как само "непобедимое солнце", то как мощный спутник Гелиоса; он держит в правой руке созвездие Медведицы, которая "движет и обращает небо". Боги с бычьими головами, священные и мощные юноши также как сам Митра, которому прилагается атрибут мальчик — суть только атрибутивные разложения того же божества. Главный бог Литургии Митры распадается сам на Митру и Гелиоса, атрибуты которых близко родственны друг другу. О Гелиосе говорится: "Ты увидишь бога молодого, прекрасного, с огненными кудрями, в белом одеянии, в пурпурном плаще, с огненным венцом на голове". О Митре говорится: "Ты увидишь сверхмощного бога с сияющим ликом, молодого, с золотыми волосами на голове, в белом одеянии, с золотым венцом, в шароварах, держащего в деснице золотой хребет быка, который и есть созвездие Медведицы, движущее и обращающее небо, часами бродящее вверх и вниз, потом ты увидишь как из его глаз вылетают лучи, а из тела — звезды".
Если мы примем, что огонь и золото по существу сходны, то окажется, что в атрибутах обоих богов царит большое согласие. К этим язычески-мистическим образам примыкают видения Иоаннова Апокалипсиса, который по-видимому должен быть отнесен к той же эпохе.
"И обратившись увидел семь золотых светильников [125] . И посреди семи светильников подобного Сыну человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом. Глаза Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал к деснице своей седмь звезд [126] , и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч, и лицо Его, как солнце, сияющее в силе своей" [127] .
125
Существует халдейское учение, по которому солнце занимает серединное место в хоре семи планет. Откров. 1, 12.
126
Большая Медведица состоит из семи звезд.
127
Митра (серп и меч. Р.) часто изображается с ножом в одной руке и с факелом в другой. Нож в качестве жертвенного орудия играет в его мифе большую роль.
"И взглянул я, и вот, светлое облако, и на облаке сидит подобный Сыну человеческому. На главе Его золотой венец, и в руке Его острый серп" [128] .
"Они у Него как пламень огненный, и на голове Его много диадем" [129] .
"Он был облечен в одежду, обагренную кровью" [130] .
"И воинства небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в виссон [131] , белый и чистый. Из уст же Его исходил острый меч".
128
Ср. с этим пурпурный плащ Гелиоса в Литургии Митры. Обряды различных культов требовали, чтобы участники облекались в кровавую кожу жертвенных животных; так было в луперкалиях, Дионисиях и сатурналиях; пережиток последних есть карнавал, типической фигурой которого в Риме являлся Приап Пульчинелло.
129
Спутники Гелиоса также были облечены в виссон. Боги с бычьими головами носили белые передники.
130
Откров. 14, 12 и ел.
131
Титул Митры (Vendidad XIX, 28; цитировано по Cumont: Text. et mon.,D. 37).