Лица века
Шрифт:
В. К. Что вас больше всего тревожит в происходящем сегодня? От чего особенно больно?
Н. Б. Мне, бывшему председателю Госплана, особенно больно смотреть, как рушилось и рушится наше хозяйство, какими темпами мы снижались.
Вспомним: в довоенное время, начиная с первой пятилетки, национальный доход возрастал ежегодно в среднем на 15 процентов. Таких темпов не знала ни одна страна мира!
Или вот говорят: застой. Но разве можно назвать застойным период, когда за двадцать лет, с 1966-го по 1985-й, национальный доход страны вырос в 4 раза, промышленное производство – в 5 раз, основные фонды – в 7 раз? Несмотря
Сегодня, крича о пустых прилавках в советское время, намеренно смешивают период после 1985-го, особенно 1990–1991 годы, когда действительно к этому пришли в результате той самой перестройки, и предыдущий, гораздо более продолжительный срок, когда про пустые прилавки говорить просто грешно.
Я вовсе не хочу сказать, что в те годы, когда мне довелось работать в правительстве, все делалось правильно. Были ошибки, порой крупные. Но они исправлялись.
… Сколько времени теперь понадобится на то, чтобы вернуться хотя бы к уровню 1988 года? Десять – двадцать лет при самом благоприятном ходе дела. По-моему, нынешние руководители недооценили и опасность попадания в финансовую зависимость от Запада, ориентируясь на рекомендации Международного валютного фонда.
В. К. Сейчас все время приходится слышать: денег ни на что не хватает. Куда же деваются деньги? И откуда взялись эти несметные богатства «новых русских»? Почему у них такие огромные деньги, а для многих миллионов нет денег ни на зарплату, ни даже на нищенские пенсии?
Н. Б. Я объясняю это тем же развалом нашей экономики. Как можно получить деньги, если ты не имеешь продукции? Если раньше ты давал столько-то машин, станков, автомобилей, столько-то тракторов, а теперь – во много раз меньше, какие же могут быть деньги? Из-за падения промышленного производства, да и сельского хозяйства, мы потеряли, конечно, и финансовые ресурсы. Другое дело, что сегодня на различного рода махинациях многие нажились и наживаются. Поэтому они не только по горло всем обеспечены, но еще и за границей имеют капиталы, где получают тоже большие проценты.
Меня очень волнует снижение жизненного уровня трудящихся. Разве нормально, когда ниже черты бедности более 30 процентов населения? Ну разве можно это терпеть?
В. К. Наверное, никогда не было у нас такого невообразимого разрыва, такого контраста между богатыми и бедными?
Н. Б. К сожалению, так. С одной стороны, вроде приятно, когда видишь, что какие-то люди имеют возможность красиво одеваться, приобретать дорогие вещи, строить дома. А с другой стороны… Невыносимо больно видеть мне, до чего многие обнищали, особенно люди преклонного возраста.
Я иногда прогуливаюсь в том районе, где проживаю, возле Патриарших прудов. Так вот, раньше ни разу не бывало, чтобы в мусорных ящиках, мимо которых прохожу, рылись старики. А сегодня роются и люди далеко от престарелого возраста – в костюмах, при галстуках. Не могу на это безразлично смотреть!
В. К. Зато уж прилавки, по крайней мере в Москве и других крупных городах, полны…
Н. Б. Опять же ненормально, за счет чего они полны сегодня. Насколько я знаю, более половины продовольствия идет из-за границы. В то же время наше сельское хозяйство упало больше чем на треть.
Почему мы должны были собственное хозяйство разорять? В свое время при активном участии Госплана была создана, скажем, такая мощная специализированная организация, как «Птицепром», предприятия которой по всем параметрам находились на мировом уровне. Почему их надо было уничтожать и переходить на «ножки Буша»? У нас были замечательные совхозы и колхозы, которые страну кормили. Мы помогали им, давали технику, необходимые средства. Так делают все государства, поддерживающие свое сельское хозяйство. Почему надо было все это выпустить из рук? Если кто-то захотел выйти из колхоза, совхоза и создать хозяйство личное, что ж, надо было такое желание удовлетворить и поддержать их. Но не громить все сложившиеся хозяйства, даже экономически мощные, которые полностью оправдывали себя.
В. К. Кончается столетие, и закономерен вопрос: какое место займут в нем 70 наших послеоктябрьских советских лет?
Н. Б. Семь советских десятилетий – целая историческая эпоха. Великая эпоха! На мой взгляд, она стала огромным шагом вперед в развитии экономики и культуры нашей страны, в подъеме жизненного уровня трудящихся.
Конечно, у меня есть собственная точка зрения на историю и современность, которую можно считать субъективной. Но она позволяет мне оценивать факты, события и явления с позиции государственного деятеля и гражданина.
Я за объективный анализ каждого периода развития нашей страны – со всеми победами и поражениями, радостями и трагедиями. Но почему господствует у нас односторонний подход? С глубокой горечью и обидой наблюдаю, как искажается сегодня история, как дискредитируются социальные завоевания советского народа, достигнутые под руководством партии коммунистов.
Думаю, историческая правда должна взять в конце концов верх. Это необходимо не только для нынешнего дня. Это необходимо для будущего!
Октябрь 1997 г.
Показания для будущих поколений
СТАРЕЙШАЯ СОВЕТСКАЯ ЖУРНАЛИСТКА ЕЛЕНА МИКУЛИНА
Люди, которые близко ее знали, отзывались о ней так: «Человек потрясающего жизнелюбия и жизнеутверждения». Она пропустила через сердце свое целую эпоху. И последнюю книгу назвала «Я – свидетель»
… В разгар горбачевской «перестройки», когда начавшийся пересмотр советского прошлого обернулся огульной и яростной клеветой на него, в «Комсомольской правде» появилась злая заметка о Стаханове и стахановцах. И тогда у меня в «Правде» раздался телефонный звонок:
– Моя фамилия Микулина. Я старая журналистка. И хотела бы ответить на такую несправедливость. Ведь я хорошо знала этих людей и должна сказать, какие они были на самом деле. В «Комсомолке» печатать отказываются…
Ее статья появилась в «Правде», а мы не просто познакомились – мы подружились. Наши встречи и ее рассказы о виденном, прочувствованном, пережитом за долгие годы открывали для меня много нового и волнующего в том времени, в котором она жила и о котором писала.