Лица

Кингсли Джоанна

«Он не пришел к кораблю, чтобы встретить ее».

Шофер вернулся с ее чемоданами удивительно быстро и поставил перед служащим таможни.

— Контрабанду везешь? — улыбнулся тот Жене.

Она не знала значения этого слова и вся напряглась.

— Ну что ж, на этот раз пропустим, — он подмигнул и подал знак рукой — убирать чемоданы. — Добро пожаловать в Нью-Йорк, дорогуша. Увидишь, мы тебе понравимся.

Росс, а за ним Женя пробирались сквозь толпу к огромной машине. Такой большой она еще не видела. Разве кроме тех, что

возят на похороны мертвых правителей. Шофер открыл заднюю дверь, и она вошла, как ей показалось, в небольшую комнату с диванами и баром.

Машина тронулась. Из маленького громкоговорителя донесся голос Росса.

— Не желаете ли коки, мисс Сареев?

Женя отрицательно помотала головой в стекло, за которым находился Росс.

— Или чего-нибудь другого? Сока, лимонада? Все там в баре перед тобой. Просто нажми серебряную кнопку.

«Как в сказке, но в сказке жуткой».

— Спасибо, — ответила она в пустоту. — Почему Бернард не приехал, чтобы встретить ее? Может быть, он болен? Или вообще куда-нибудь уехал Америки?

В окне стоявшие рядом дома уходили вершинами в небо. Небоскребы, вспомнила Женя. Но небо они не скребли, они впивались в него остриями. Ее поселят в одном из них? Так высоко над землей?

Несмотря на обжигающую жару, улицы были полны народа и люди куда-то спешили. У некоторых в руках были бумажные пакеты. На скамейках под деревом двое мужчин распечатывали свои. Обед, поняла она и с облегчением подумала, что и в Америке есть настоящие люди.

— Вот мы и приехали, — раздался голос водителя. — У мистера Мерритта здесь тройка наверху.

— Тройка? — переспросила она, выйдя из машины. Перед ней возвышалось высокое здание, но справа зеленели деревья и трава — парк.

— Трехэтажная квартира в надстройке. Видишь ли, он владеет отелем.

— Отелем?

— Отелем «Франсуаз». Главный вход за углом с Пятой авеню, а здесь личная дверь мистера Мерритта, — он ввел ее внутрь и, с чемоданами под мышками, в лифт. Там было лишь две кнопки: «Н» и «X». — Надстройка и Холл, — объяснил Росс. — Мистер Мерритт даст тебе ключ.

Они поднялись наверх и вступили в прихожую, уставленную свежими цветами и увешанную картинами. Искусно вырезанная передняя дверь открылась, когда Женя приблизилась, и она оказалась в распростертых объятиях Мерритта.

— Добро пожаловать, дорогая моя.

— Это вы, — по-русски произнесла Женя и закрыла глаза.

Теперь она была выше, доходила макушкой ему почти до переносицы, но наклонила голову, нацелясь лбом в шею.

— Вас там не было… Когда я сходила с корабля…

Бернард ослабил объятия, но она по-прежнему прижималась к нему.

— Я был в конторе. Бросил все и примчался сюда, как только Росс позвонил мне из машины. Пойдем, Женя, — он ответил по-русски и отстранился от нее.

Слезы стояли в ее глазах. Он не был болен, не уехал из Америки, просто был занят.

Держа Женю за плечи на вытянутых руках, Бернард оглядел

ее:

— Ты похудела, Женя. Ты здорова?

Она кивнула. В Англии единственной приличной едой был завтрак. Остальное было почти невыносимо.

— Росс позаботится о твоем багаже. Плавание было удачным? Отлично. Сейчас посмотришь квартиру.

Они стояли в холле за передней дверью — круглой ротонде с куполообразным потолком, таким же, как в комнате Дмитрия и Жени. Подвешенную к центру люстру крепили тонкие шнуры, в которые были вплетены миниатюрные стеклянные призмы, напоминающие радугу, пол отделан белыми и черными мраморными квадратами.

Жене не хотелось осматривать квартиру. Ей пришелся бы больше по душе прием, которым встречали людей с дороги дома: сажали за чай и долго-долго обо всем говорили. Ей о многом нужно было спросить. Но Бернард повел ее в первую дверь направо. За ней оказалась комната, похожая на музей во дворце: на стенах висели картины в тяжелых золоченых рамах, на персидских коврах стояла мебель из полированного дерева, обитая парчой. Все как будто напоказ, а не для того, чтобы пользоваться. Бернард указывал на предметы на столах и полках. Корзина, сплетенная из серебряных прутьев, до прозрачности тонкая китайская ваза, кувшин из литого золота с орнаментом из кораллов.

— Красиво, — говорила о каждом Женя.

— Этот дом полон прекрасных вещей. Большую часть своей жизни я занимаюсь коллекционированием. Сначала приобретал то, что мне просто приглянулось. Потом начал собирать систематически. Теперь у меня много коллекций. Не все так уж хороши, но весьма интересны: импрессионисты, африканское искусство, восточная коллекция. Большинство из них я держу в других домах, а здесь только самые лучшие вещи.

Они прошли в другую комнату, еще более прекрасную, чем предыдущая.

— А здесь есть кое-что, — Бернард указал на картину на стене, — что ты должна знать. Нет? Кандинский — один из величайших ваших мастеров. Моя русская коллекция охватывает тысячелетие — от икон до модернистов, которых советские власти клеймят «декадентами». У меня есть серебро Ивана Грозного, несколько стульев, принадлежавших Петру Великому. В библиотеке есть томик Вольтера, подписанный им Екатерине, и несколько страниц рукописи Толстого. Но больше всего я дорожу иконами, — последние слова он произнес со страстью.

Женя смотрела на удивительного человека — холеного американца, водящего ее по музею русских сокровищ.

Человек не может жить в таком доме, расстроенно думала она. Кто решится сесть на такую мебель? А что делать зимой с мокрыми ботинками?

Бернард не уставал напрашиваться на ее похвалы:

— А это правда Красиво? — перед ней оказалась маленькая статуэтка птички. — Правда, прекрасно? Сделана восемьсот лет назад.

Женя машинально повторяла «прекрасно» и «красиво», едва замечая предметы, на которые он ей указывал или к которым подводил.