Лица

Кингсли Джоанна

— А что же в этом плохого? — Жени не могла дождаться, когда станет старше или будет выглядеть старше.

— Мне кажется, тетя Люси хочет развлечений, которых у нее не было в юности. Ее воспитывали в большой строгости. В прошлом году она завела себе мальчика двадцати двух лет.

— Правда? — Жени села на кровать Лекс и сделала несколько затяжек от ее сигареты. — И что же произошло?

Лекс медленно погладила ее по волосам:

— Великолепна. Ты просто великолепна.

Жени встряхнула головой, сбрасывая руку подруги.

— Так

что же случилось с мальчиком? — напомнила она.

— Сбежал на «Ягуаре», который она ему купила. У нее куча денег, как и у Джой. Их родители заработали массу бумажек. Моя семья так утомительна. Ты тоже так считаешь?

— Ты ненормальная, — Жени направилась к шкафу. — Твоя семья как роман или пьеса. Каждый со своим характером.

— А как ты нашла Пела? — Лекс задала вопрос намеренно незаинтересованным тоном.

— Грандиозен.

— Да уж он такой, — девушка откинулась назад и прислонила голову к прижатым к стене рукам. — Не то что марсианин. Мне кажется, он положил на тебя глаз.

Жени вспыхнула помимо воли:

— Не смеши. Он такой старый. К тому же он — твой брат, а это все равно, что мой.

— Дмитрий? А Пел похож на него?

— Не очень, — она попыталась представить себе брата, но целиком его лицо ускользало от ее внутреннего взора, представила лишь отдельные черты. Презрительно поднятая бровь, красивые губы, искривленные ироничной улыбкой, шрамы, бегущие от ступни вверх по ноге. И голос, зовущий ее. — Дмитрий ниже, светлее. Он не такой видный, как Пел, но…

— Что с тобой? — Лекс рванулась к подруге, когда Жени стала оседать по дверце шкафа.

— Я так по нему скучаю. Ужасно.

Лекс повернула ее к себе и обняла. Тоска по дому, жалость к себе и желание увидеть брата снова нахлынули на Жени, и она изо всех сил старалась не расплакаться в объятиях американки.

— Лекс, — произнесла она и вынуждена была остановиться.

Лекс ждала, обвив руками подругу.

— Ты все, что у меня теперь осталось!

— Все хорошо, — шептала Лекс, поглаживая Жени по голове. — Все будет хорошо, моя славная. Моя семья станет твоей семьей, а Пел нашим общим братом.

Утром на Рождество Жени нашла на камине чулок с подарком для себя вместе с другими. Елка сверкала всеми огнями, пламя в камине ревело и трещало, они раскрывали подарки, слышались рождественские песни. Потом все играли с детьми, пили горячее пиво с желтком и сидр, пока не наступило время рождественского обеда.

Пел расположился рядом с Жени. Застолье продолжалось всю вторую половину дня, и Жени почувствовала, что она — своя среди дюжины этих людей; является частью их семьи. Она улыбнулась: частью богатейшей семьи в Америке, чья фамилия может служить символом капитализма.

У Бернарда, если она не сидела на кухне с Соней, даже в своих комнатах Жени чувствовала себя посторонней. Его дом был выставкой, где можно экспонировать лишь самое лучшее, неважно — человек это или вещь. А в Топнотче она чувствовала

себя как дома.

— Чему это ты улыбаешься, миленькая Жени? — спросил ее Пел.

— Мне здесь хорошо. У вас так все просто.

— Тебе у нас нравится? — от пламени свечей его глаза сделались карими. Изменили цвет, догадалась Жени, но не могла вспомнить, какими они были при свете дня.

— Очень. Кажется, что ваш дом сам вырос в лесу.

— Я его тоже люблю. Топнотч отец на свадьбу подарил матери. Прекрасное обрамление для нее. Как ты думаешь? Естественное, прочное.

Жени кивнула, поняв, что Мег по-разному видится детям. Точно так же было и с ее матерью. Дмитрий считал мать ангелом.

— В прошлом году я побывал в имении графа Льва Толстого в Ясной Поляне, — продолжал Пел.

— Ты ездил в Россию? — удивилась Жени.

— Да, в Москву. На американскую выставку. Некоторые из нас собрались, наняли машину с шофером и поехали.

Жени улыбнулась. То, что Пел побывал в ее стране, делало его ближе, хотя сама она не ездила не только в усадьбу Толстого, но даже в Москву.

— Я был покорен тамошней простотой, — рассказывал американец. — Знаешь, его могила — просто холмик под деревьями. Когда мы там стояли, сквозь листву пробивалось солнце, и пятна света и тени заскользили по бугорку. Никакого надгробия — только трава над его останками. Это прекрасно, — он взялся за вилку.

— Прекрасно, — повторила она, и в это время кусок индюшки с жирной подливкой сорвался с его вилки и упал ей на колени.

Пел ужасно извинялся, намочил салфетку в своем стакане и хотел было уже затирать ей юбку, но, застеснявшись, подал салфетку Жени.

— Надеюсь, пятен не останется. Разреши, я отправлю ее в чистку. Там ее…

— Все нормально, Пел, — успокоила она его. Без этой неуклюжести Пел бы ее пугал. А залив жиром ее юбку, стал похож на ее родственников.

Прежде чем все разошлись по своим хижинам, Пел подвел Жени под ветку омелы и поцеловал — его губы едва коснулись ее губ.

На следующий день семья губернатора улетела домой — все, кроме Люси, та, слегка поломавшись, приняла приглашение погостить до Нового года.

Жени и Лекс держались обособленно. Прибывали другие гости, селились в хижины, но девушки не участвовали в суете. Они допоздна спали, катались на лыжах, сидели у огня и несколько раз просили у Мери продукты, чтобы самим приготовить обед в своем домике в лесу.

— Божественно, — думала Жени. Несмотря на целые дни, проводимые вместе, им не хватало времени наговориться. Американка рассказала о своем сезоне в свете в таких подробностях, что Жени показалось, будто она сама там была. Но чаще говорили о своих семьях. Лекс, очарованная необыкновенным происхождением Жени, теперь осознала, как ей тяжело и одиноко. А Жени, видя теплоту и достаток, окружающие Лекс, поняла, что американка сама создала себе тюрьму, в которой отдалилась, обуреваемая сомнениями в себе.