Личный мотив
Шрифт:
— Вы ведь Дженна, верно?
Мне хочется убежать, но ноги словно вросли в землю. Я мысленно лихорадочно перебираю всех, кого знаю в Бристоле, понимая, что уже видела его раньше.
— Простите, я не хотел вас напугать, — говорит мужчина, и тут я соображаю, что дрожу.
Он выглядит искренне раскаивающимся и широко улыбается мне, словно в качестве компенсации.
— Я Патрик Мэтьюз, ветеринар из Порт-Эллиса, — добавляет он.
И я тут же вспоминаю и его самого, и как он засовывает руки в карманы своего голубого халата.
— Извините, пожалуйста, —
Я бросаю взгляд на пустую тропинку вдоль берега. Скоро сюда начнут сходиться отдыхающие, защищенные от любых превратностей погоды щитами от ветра, экранами от солнца и зонтиками. Впервые я радуюсь, что сейчас разгар сезона и в Пенфаче полно людей: этот Патрик сердечно улыбается, но я уже однажды купилась на теплую мужскую улыбку.
Он наклоняется, чтобы почесать Боу за ухом.
— Похоже, вы сделали доброе дело с этим парнем. Как вы его назвали?
— Его зовут Боу.
Я не могу совладать с собой. Но я делаю два едва заметных шажка назад и мгновенно чувствую, как комок в горле размягчается. Я заставляю руки опуститься, но ловлю себя на том, что они сами подтягиваются куда-то на уровень талии.
Патрик приседает и дразнит Боу, который в восторге от столь непривычного для него внимания и сразу ложится на спину, чтобы ему почесали живот.
— Он, похоже, уже совсем не нервничает.
Такая расслабленная манера поведения Боу успокаивает меня.
— Да, с ним вроде все в порядке, — говорю я.
— Так оно и есть.
Патрик встает и отряхивает песок с колен, а я продолжаю стоять на месте.
— Насколько я понимаю, никаких проблем с Йестином не было? — улыбается он.
— Вообще никаких, — киваю я. — Он, похоже, думает, что собака является неотъемлемой частью любого дома.
— Я склонен с ним согласиться. Я бы и сам завел пса, но столько времени провожу на работе, что это было бы несправедливо по отношению к нему. С другой стороны, мне каждый день приходится сталкиваться с достаточным количеством животных, так что грех жаловаться.
Здесь, на берегу моря, он выглядит очень органично, как у себя дома: на сапогах морской песок, а в складках одежды видна выступившая соль. Он кивает в сторону сердца, выложенного на песке.
— Кто такая эта Элис и почему вы хотите, чтобы она вас простила?
— Ох, это не мое. — Он, должно быть, считает меня экстравагантной, если я рисую на песке. — По крайней мере, это не мои сантименты. Я просто делаю снимок для другого человека.
Патрик выглядит смущенным.
— Этим я, собственно, и занимаюсь, — говорю я. — Я фотограф. — Я приподнимаю камеру и показываю ему, как будто иначе он мне просто не поверит. — Люди присылают мне послания, которые они хотели бы написать на песке, а я прихожу сюда, пишу все это и потом высылаю им фотографию.
Я останавливаю себя, но ему, кажется, действительно интересно.
— А что это за послания?
— В основном любовные письма или предложения руки и сердца, но я получаю самые разные. Вот это, понятное дело, с извинениями, а иногда люди просят меня написать известную цитату или выдержку из любимой песни. Каждый раз что-то новое.
Я снова останавливаюсь и густо краснею.
— И этим вы зарабатываете себе на жизнь? Потрясающая работа!
Я вслушиваюсь в его голос в поисках ноток сарказма, но, не обнаружив таковых, позволяю себе немного возгордиться. Это действительно потрясающая работа, и я придумала ее из ничего.
— Я продаю и другие свои фотографии, — говорю я, — в основном этого залива. Он такой красивый, что многие хотят иметь у себя его снимок.
— Правда? Мне здесь тоже очень нравится.
Несколько секунд мы стоим молча, глядя, как волны сначала нарастают, а потом расплываются, набегая на песок. Меня вдруг одолевает беспокойство, и я начинаю придумывать, что бы еще такого сказать.
— А что вас привело на берег? — спрашиваю я. — Очень немногие решаются показаться здесь в это время суток, если, конечно, не прогуливают своих собак.
— Мне нужно было выпустить одну птицу, — объясняет Патрик. — Какая-то женщина принесла мне олушу со сломанным крылом, и до полного выздоровления та находилась в клинике. Она прожила у нас несколько недель, а сегодня утром я принес ее на вершину обрыва, чтобы выпустить на волю. В таких случаях мы стараемся выпускать животных там, где их подобрали, чтобы у них было больше шансов выжить. Когда я сверху увидел ваше послание, то не удержался и спустился: хотелось выяснить, кто это пишет. И только когда оказался на берегу, я вдруг понял, что мы с вами уже встречались.
— А ваша олуша улетела благополучно?
Патрик кивнул.
— С ней все будет нормально. Такое случается довольно часто. Вы ведь не местная, верно? Помню, когда вы принесли ко мне Боу, то говорили, что недавно приехали в Пенфач. А где вы жили до этого?
Прежде чем я успеваю подумать, что ответить, у него звонит телефон — его тоненький сигнал кажется совершенно неуместным здесь, на берегу. Я облегченно вздыхаю, хотя в запасе у меня уже есть хорошо отработанная история, специально подготовленная для Бетан и Йестина, а также случайного прохожего, которому просто захотелось поговорить. Согласно ей, я по профессии художница, но травмировала руку в катастрофе и не могу работать, так что занялась фотографией. В конечном итоге, это не так уж далеко от правды. О детях у меня не спрашивают, и я задумываюсь над тем, неужели ответ на этот вопрос так очевидно написан у меня на лице.
— Простите, — говорит Патрик. Он роется по карманам и достает маленький пейджер вкупе с орешками для пони и соломой, которые падают на песок. — Я должен ставить его на максимальную громкость, иначе не слышу. — Он смотрит на экран. — Боюсь, мне пора бежать. Я еще добровольно работаю спасателем на лодочной станции в Порт-Эллисе. Пару раз в месяц меня вызывают туда, и похоже, что я как раз им понадобился. — Он прячет телефон в карман. — Было очень приятно встретиться с вами опять, Дженна. Правда очень приятно.