Лицо отмщения
Шрифт:
— Должно быть, он знает.
— А то, что знает Джеральд Пембрук, знает и король Генрих Боклерк. Ибо, даже если бы Джеральд не был столь предан моему дорогому дядюшке, желание поскорее заполучить в свои руки все богатства рода Пембруков наверняка пересилило бы братские чувства, если таковые Джеральд когда-либо испытывал к Джефри. Таким образом, Генрих Боклерк быстро сообразит, что я собираю войско на севере, и, конечно, заручится поддержкой шотландцев, чтобы не попасть между молотом и наковальней. А стало быть, он бросится туда. И в тамошних горах ему придется иметь дело с прекрасными вояками, как мы помним,
Конечно же, Генрих Боклерк им не поверит, и в любом случае на все эти медвежьи танцы уйдет то самое время, которое так бы пригодилось королю, чтобы справиться со мной. Так что пусть графы ждут, а Хаксли — спит. А я покуда дождусь появления моей дорогой кузины. За те годы, которые мы не виделись, рассказывают, она стала восхитительной красавицей. Знаешь, Роберт, я горю желанием первым в Англии увидеть ее.
Верный слуга невольно покачал головой, выслушав слова принца.
— Ваше высочество, осмелюсь заметить, дело, предложенное вам герцогом Конрадом Швабским, — бесчестное дело. Как хотите, но план его сродни разбою.
— Ты так полагаешь, Роберт? — Стефан Блуаский вновь повернулся к морю. — Ты знаешь, я тоже так думаю. Я не буду следовать его плану. А вот, кстати, и корабль. Хватит разговоров! Всем лучникам приготовиться!
— Но вы же только что сказали… — с невыразимой тоской в голосе попытался напомнить Роберт Клиффорд.
— Я сказал, что ты — дурак. И нынче это еще более справедливо, чем прежде. Когда Матильда окажется у меня, руки Генриха Боклерка будут связаны. И я очень хочу услышать, что он запоет, когда, увязнув в сваре на шотландской границе, вдруг обнаружит, что я — в Уэльсе. Поторопись, Роберт. И помни, стрелять по моей команде. Не дай бог какому-нибудь остолопу зацепить мою несравненную кузину!
Толстенные деревянные брусья, собранные в частый переплет, вызывали живейший интерес у прибывшего из Святой земли менестреля. Немудрено, ведь именно из них состояла решетка, отделявшая приведенных к эпарху пленников от юдоли печали, с философской точки зрения именуемой волей. Камера, в которую были заключены рыцарь и его воинственные соратники, и без того полнилась народом, по большей мере отловленным нынче за дебош и грабежи в торговых рядах.
Оценив сплоченность и габариты новых сокамерников, прежние обитатели, подавляя беспокойство, расступились, освобождая более удобные места. Один только детинушка замешкался уступить дорогу, увлеченный раздачей оплеух какому-то тщедушному мальчонке. Но шедший рядом с Вальдаром Камдилом варанг попросту опустил ему на затылок литой кулак, и тот распластался на полу, не подавая признаков жизни.
— Благодарствую, — быстро оценив, кому следует бить поклоны в этой компании, бойко заговорил русоволосый парнишка. — Спасибо, что уберегли от злодея!
— Да ну, не переймайся! — вмешался Лис. — Сам бог велел этого змея подколодного с кулака приголубить.
Озерно-голубые очи мальчишки расширились, точно в час внезапного разлива.
— Да ну что вы, как можно?!
— С кулака?
— Да нет, о змеях. Змеи, они же умные. От них вся мудрость людям пришла.
— Снова ты за свое! — прикрикнул кто-то из угла.
— Защелкни хлеборезку, вошь тюфячная! — не оборачиваясь на выкрик, лениво отозвался Лис. — Ты, малый, не боись. Если какой самоубийца на тебя вякнуть попробует, его вот на этой стене легче будет закрасить, чем отодрать.
Толпа зароптала, однако, к удивлению мессира рыцаря, среди нее незамедлительно образовалось несколько крепышей, демонстративно ставших плечом к плечу с варангами.
— Лис, а что это ты здесь устраиваешь? — недоуменно поинтересовался крестоносец.
— Говоря по-научному, поляризацию социума, а если без понтов, объясняю публике, кто в хате хозяин. Ты, главное, пока свою арию заморского гостя не начинай, я тут сам погужуюсь. Так что ты начал говорить, мой мальчик?
— Вся мудрость от змей пришла, — несколько удивленно, но нисколько не испуганно повторил юнец. — Далеко на севере, где-то у озера, живет древний змий по прозванию Уж. От него-то людям ведомо стало, и где какие травы да злаки целебные произрастают, и как пиво и меды варятся. И буквицы все как есть — того самого змия образ. Имя ему — Андай. И всякий, кто с почетом к нему обратится, помощь от него получит.
— А что ж ты-то не получил? — выкрикнул из темного угла все тот же голос.
— Я шо, кому-то разрешал варнякать?
— Правду малец говорит, — вдруг глубоким басом подтвердил один из варангов. — Я как малый был, сам с отцом на Вайгач-остров ходил и Андаево капище вот этими вот глазами видел. Огромный такой змей, длиною, пожалуй, со шнек будет, а то и поболе, кто знает. Вокруг — даров всяких гора, а он над ними, весь златыми гривнами и прекрасами всякими увешанный. А голова у него вроде как и не змеиная, и волосья на ней, и уши. А в пасти разверстой — язык серебряный. Всякий, кто совета искал или же о здравии пекся, к нему шел с дарами.
— У, поганые! — раздалось из угла.
— Верно сказываешь, — не обращая уже внимания на злобный ропот, продолжал мальчишка. — И если в чьем доме малого ужика нет, то — недобрый знак, и человек там, по всему видать, злой.
— Ишь ты! — Лис покачал головой. — Тебя, часом, не за такие словеса в этот клоповник упекли?
— Не, не за словеса, — мотнул русой головой парнишка. — Я змей коровьим молоком угощал. Они ко мне, что ночь, сползались. А кто-то прознал и донес. Вот меня в колдуны и записали. Говорят, я самого эпарха змеиным ядом извести хотел.
— А звать-то тебя как, малый? — поинтересовался Сергей.
— Во крещении — Федюней, а кличут Кочедыжником.
— Как тебя кличут?
— Кочедыжником, — нахмурился парнишка, — цветок такой. В Иванову ночь расцветает.
— А, ты в этом смысле. Але, мессир рыцарь, мы тут купальский презент обнаружили.
Камдил не отозвался. Со стороны казалось, что он погружен в свои размышления. Однако же если взглянуть вглубь…
— О Господи, дорогой племянничек! Что за блажь пришла вам в голову, устраивать драку в городе?