Лицо отмщения
Шрифт:
— Гламурненько, гламурненько, — глядя на россыпи цветов под колесами и ногами коней, на богов и богинь, одетых в бледно-розовые туники, проговорил Лис.
— Это ты о чем? — удивленно спросил Камдил.
— Ну, вот эти северные девы в розовых трико. — Менестрель кивнул на красующихся друг перед другом граций. — Белые, холодные — одно слово, снежные бабы.
— Ну во-первых, — пустился объяснять уязвленный в своем понимании красоты мессир рыцарь, — ничуть
— А потом типа расходы на войну, краска закончилась?
— Почти, — усмехнулся Камдил. — Епископ Готский объявил античные изваяния бесовскими соблазнами и велел их разбить. Но архонт воспротивился. Однако раскрашивать их перестали. А ты говоришь «гламурненько»!
— М-да, — кивнул головой Лис. — Был не прав, вспылил. Думал, прапорщики местные расстарались. А тут — цельный епископ. Какое уж там «гламурненько». Готичненько!
Вальдар Камдил невольно прыснул и тут же услышал на канале связи ироничный голос Баренса:
— В высшей степени познавательная беседа! Какие еще темы нуждаются в срочном обсуждении, джентльмены?! Не хотелось бы думать, что вы окончательно забыли, для чего все мы здесь находимся. Между прочим, за последние дни дело не продвинулось ни на йоту.
— Но город-то устоял, — с неподдельной гордостью в тоне ответствовал Лис.
— Повезло городу! — констатировал Георгий Варнац. — Особенно когда твоя приметная фигура стала от него удаляться!
— Не, ну мы только начали строить версии, как нам тут же начали строить каверзы. Буквально стройка века.
— Лис, ты опять за свое?
— Ни-ког-да! Всегда за наше! — бравурно начал рапортовать Лис. — В боях с реальностью мы выросли и окрепли. Работая под девизом «Одна голова — хорошо, а две — задница», мы набрали пятнадцать штук голов. Так шо в общем зачете у нас семь задниц плюс одна голова. И пусть она еще не та, которую мы ищем, но все же она на плечах, а плечо можно подставить другу, который, если вдуматься, вовсе не задница.
— Господь моя защита!
— Эт да-а, — согласился Лис. — Господь, он — защита, и он — голова! Таким образом, у нас есть еще одна голова, а это уже…
— Лис, пощади! — возопил Баренс.
— Не, ну я только хотел вскользь коснуться динамического роста наших впечатляющих успехов на фоне кризиса административных тенденций.
— Я вижу, — прервал его монах-василианин, — эти успехи. — Он кивнул на отряд, сопровождающий посольство. — Самые отпетые разбойники!
— Не без того, — благодушно согласился Лис. — Других в этой тюрьме не было. Тут главное, шоб песни наши были.
— Какие еще песни?
— Ну какие? Тутошние! — И на радость бросающей цветы толпе Лис затянул звонко: — Ой на, ой на гори та й женци жнуть, а по пид горою, яром-долыною, козакы йдуть!..
— Ладно, ладно, песня хороша, и поешь ты громко…
Честно сказать, Георгий Варнац еще сам не успел толком прийти в себя от столь расширительного прочтения указа о помиловании, великодушно подписанного архонтом. Когда упомянутых в документе «его людей» вместо трех, четырех, считая Лиса, оказалось без малого полторы дюжины, он только покачал головой, высказывая на канале связи соратникам, что думает по этому поводу.
— А этого юношу для чего с собой взяли? — недовольно поинтересовался он. — Ну, разбойники — ладно, они хоть с оружием обращаться умеют…
— А Федюня зато в змеях разбирается, — не замедлил с ответом Лис. — А имея дело с нашей нежной севастой, как по мне, без такого специалиста никак не обойтись.
Распахнув окно, забранное цветными фряжскими стекольями, Владимир Мономах глядел на Днепр, где, ладно поднимая и опуская над водой весла, вверх по реке отправлялись лодьи с дружинниками воеводы Бьорна Хромая Смерть. Очень скоро они, как и отряды из других княжеств, должны собраться в Новгороде Великом, чтобы оттуда вместе с флотом короля свеев обрушиться на заморскую Бриттию. Он глядел, как переливаются яркими радужными красками солнечные блики на мокрых лопастях весел. Видение прошлого на миг охватило его. Брызги, ветер, холодящий лицо и раздувающий волосы…
До чего ж хорошо было дышать этим ветром, чувствуя, как он наполняет мощную грудь, не знающую усталости, как речная стремнина, грозящая гибелью неосторожному, обнимает, радуясь, крутые борта лодий!.. Все это было и минуло. И больше тому не быть. Теперь его ожидает последний поход. Только вчера он вопрошал потаенного демона, и тот повелел ему торопиться с выездом к Светлояр-озеру, когда не хочет он, чтобы корабли с дружинниками в море-окияне были захвачены бурным вихрем и кипучими волнами.
Зря пытался Великий князь уговорить лежащего на серебряном блюде «советчика», попусту твердил, что многим делам и великим тайнам следует ему научить остающегося на великом княжении Святослава, да и Мстиславу порассказать еще след немало. Хранивший его все эти годы демон был непреклонен, и времени на все про все ему было отпущено не более двух седьмиц. Всего-то до новолуния.
Великий князь глядел, как утиным выводком тянется к горизонту длинный строй лодий, и мучительно терзался поиском ответа, смириться ли, или же, как некогда отважный Харальд Хардрада, попытаться отчаянно переломить судьбу о колено. Он вновь вспоминал последнюю встречу с теткой Елизаветой, королевой Элисиаф.
Тогда после вручения свадебных даров, привезенных ею с бедняжкой Гитой, она властно оттащила племянника едва ли не в самый темный угол княжьих покоев и заговорила тихо, но столь требовательно, что у молодого тогда еще Владимира не хватило духу, чтобы молвить что-нибудь поперек непреклонной хозяйке севера.
— Я привезла тебе подарок, которому нет цены, — заявила Элисиаф. — Это — голова карлика Мимира, мудреца из мудрецов, которого в незапамятные времена убили коварные ваны и оживила богиня Фрея.