Лицо страха
Шрифт:
— Может быть, ее ждал дружок?
— У нее не было дружка.
— Возможно, один из старых приятелей остановился поговорить с ней?
— Нет. Когда Эдну останавливал парень, он оставался с носом.
Предуцки вздохнул, сжал пальцами переносицу и уныло покачал головой.
— Я испытываю неловкость, спрашивая об этом... Но вы были ее лучшей подругой. Вот о чем собираюсь спросить — пожалуйста, поймите, у меня и в мыслях нет, чтобы как-нибудь унизить ее. Жизнь жестока. Мы все когда-нибудь делаем то, чего не хотели бы делать. И я, кстати, не могу гордиться каждым прожитым днем. Бог знает, не судите строго. Это моя обязанность. Только
— Была ли она проституткой? — спросила его Сара.
— О, я не хотел бы таким образом! Это так беспардонно... Я действительно подразумевал...
— Не беспокойтесь, — сказала она, с мягкой улыбкой на губах, — я не обиделась.
Грэхема позабавило видеть, как она пожимает руку детектива. Теперь она успокаивала Предуцки.
— Я иногда сбиваюсь с пути, — сказала Сара. — Нечасто, может, раз в неделю. Я занималась любовью с парнем, у которого были лишние двести долларов. Для меня это все равно что стриптиз, правда. Но Эдна так не могла. Она была удивительно правильной.
— Мне не следовало бы спрашивать. Это не мое дело, — сказал Предуцки. — Но мне пришло в голову, что в ее работе могло быть много искушений для девушки, которой нужны деньги.
— Она получала восемь сотен в неделю, занимаясь стриптизом и разнося напитки, — сказала Сара. — Она тратила деньги только на книги и квартиру. Она откладывала их в банке. Больше ей не было нужно.
Предуцки был угрюм:
— Но вы понимаете, почему я спросил? Если она открыла дверь убийце, он должен быть тем, кого она знала, и знала хорошо. Это то, что ставит меня в тупик больше всего в этом случае. Как Мясник заставляет их открывать дверь?
Грэхем никогда не задумывался над этим. Убитые женщины все были молоды. Они занимали различное положение. Одна была домохозяйкой. Другая — адвокатом. Две были школьными учительницами. Три — секретаршами. Одна была манекенщицей. А предпоследняя — продавщицей. Как Мясник заставил таких разных женщин открыть ему дверь поздно ночью?
На кухонном столе были разбросаны остатки наскоро приготовленной и быстро съеденной пищи. Кусочки хлеба, засохшая шкурка от ломтика колбасы, остатки горчицы и майонеза. Два яблочных огрызка. Банка из-под консервированных персиков, в которой осталось немного сиропа. Ножка жареной курицы, обглоданная до кости, половина пирожка, три смятых банки из-под пива. Мясник был прожорлив и неряшлив.
— Десять убийств, — произнес Предуцки. — И он всегда идет на кухню, чтобы перекусить после всего.
Подавленный психологической атмосферой кухни, невероятно сильным ощущением присутствия убийцы, которое было здесь почти таким же тяжелым, как и в комнате убитой женщины, Грэхем смог только кивнуть. Месиво на столе, так контрастирующее с обычно опрятной кухней, произвело на него сильное впечатление. Банки из-под персиков и из-под пива были покрыты красно-бурыми пятнами: убийца ел, не снимая своих окровавленных перчаток.
Предуцки с безнадежным видом прошел к окну. Он смотрел на соседний многоквартирный дом:
— Я разговаривал с несколькими психиатрами об этих пирах, которые он устраивает после совершения грязного дела. Как я понял, существует два основных типа поведения психопатов после убийства. Для первого, как в случае с Миком, убийство — единственное желание в жизни. Совершив его, он ничего не трогает. Он идет домой и смотрит телевизор. Немного спит. Он впадает в глубокую скуку, пока снова не нарастает напряжение и он опять не убивает. Для второго типа характерен душевный подъем от убийства. Его настоящее возбуждение наступает не во время убийства, а после него. Прямо с места убийства он идет в бар и напивается. У него поднимается адреналин, сильно бьется сердце, он ест как лесоруб после работы и иногда забавляется с дешевыми проститутками. По-видимому, этот человек принадлежит ко второму типу, если бы не...
— Если бы не что? — спросил Грэхем.
Отвернувшись от окна, Предуцки сказал:
— Семь раз он съедал много пищи в домах убитых им женщин. Но в трех случаях он доставал еду из холодильника и создавал видимость большого обеда.
— Создавал видимость? Что вы под этим подразумеваете?
— Пятое убийство женщины Линдстром, — ответил Предуцки. Он закрыл глаза и поморщился, словно все еще видел ее тело и кровь. — Мы знали о его стиле. Мы проверили кухню. На столе была пустая банка из-под груш, пустая упаковка из-под сыра, остатки яблока и некоторые другие предметы, но это не было месивом. Первые четыре раза он был очень прожорлив, как и прошлой ночью. Но на кухне у Линдстром он не оставил ни крошки. Ни следа от горчицы, майонеза или кетчупа. Ни кровавых пятен на банке из-под груш.
Он открыл глаза и подошел к столу.
— Мы обнаружили огрызки яблок в двух из первых четырех кухонь. — Он положил яблочный огрызок на столе перед собой. — Вот как этот. Эксперт даже изучал отпечатки зубов на нем. Но на кухне Линдстром он очищал яблоко и вырезал сердцевину ножом. Кожура и сердцевина были аккуратно сложены на краю тарелки. Это отличалось от того, что мы видели раньше, и заставило меня задуматься. Почему он ел как неандерталец первые четыре раза и как джентльмен — в пятый раз? Я заставил ребят из экспертного отдела открыть мусоропровод и достать оттуда отбросы. Они сделали анализ и выяснили, что все восемь видов пищи, найденные на столе, были сброшены туда в течение нескольких последних часов. Короче, Мясник не съел ни кусочка на кухне у Линдстром. Он достал еду из холодильника и бросил все в мусоропровод. Затем он создал видимость большой трапезы на столе. Такую же картину он сделал во время седьмого и восьмого убийства.
Такой тип поведения поразил Грэхема как нечто сверхъестественное. Воздух в комнате вдруг показался ему более сырым и давящим, чем раньше.
— Вы говорите, что еда после убийства была актом психического принуждения?
— Да.
— Если по некоторым причинам он не чувствовал того принуждения в доме у Линдстром, почему тогда он старался имитировать пиршество?
— Я не знаю, — ответил Предуцки. Он провел рукой по лицу, как бы пытаясь снять усталость. — Это слишком трудно для меня. Очень трудно понять, если он сумасшедший, почему его сумасшествие проявляется по-разному?
Грэхем произнес с сомнением в голосе:
— Я не думаю, что психиатрическая экспертиза сочтет его душевнобольным.
— Повторите еще раз.
— Да, я думаю, что лучшие психиатры, если им не говорить об убийствах, сочтут этого человека более здоровым и даже более рассудительным, чем многие из нас.
Предуцки удивленно моргнул своими светлыми глазами:
— Хорошо, черт возьми, он разделывает десять женщин, и вы думаете, что он не сумасшедший?
— Такая же реакция была у моей подруги, когда я сказал ей об этом.