Лицо в темной воде
Шрифт:
Дверь в комнате приоткрылась. В образовавшемся проеме показалась аккуратно причесанная голова молодого полицейского. Он посмотрел на пожилого и кивнул. Тот кивнул в ответ. Голова скрылась.
– Эй! – окликнул Шуравин свою собеседницу. – Вы еще здесь?
– Да.
– Куда мне привезти деньги?
– Слушайте внимательно, – сказала вымогательница. – Помните место, где разбилась ваша жена?
Шуравин слегка побледнел. Он покосился на оперативника и произнес:
– Да.
– Вы поедете к этому месту со стороны города.
– Какую машину?
– Светлую. Остановитесь в десяти метрах от этой машины и будете ждать. Вам ясно?
– Да.
– Держите телефон при себе. Я вам позвоню и скажу, что делать дальше. Если я увижу поблизости хоть одну полицейскую машину или почувствую, что за нами наблюдают, я убью вашу подружку. Вам ясно?
– Да, – ответил Шуравин. – Ясно. Послушайте, как вас там… Вы ведь понимаете, что наш разговор слушает полиция? Вы же сами сделали так, что полиция в курсе…
– Иначе вы бы не заплатили.
– Но это какая-то глупость. Они же вас…
– Деньги положите в две спортивные сумки. Да, и запомните, в случае моей смерти кассета с записью нашего с вами разговора попадет в газету. До встречи.
Разговор был окончен. Шуравин держал попискивающую трубку возле уха и тупо моргал, глядя в пустоту.
– О какой записи шла речь? – спросил пожилой полицейский.
Глаза Шуравина встревоженно забегали.
– Понятия не имею, – произнес он. – Эта гадина что-то перепутала.
В комнату вошел молодой оперативник.
– Звонили из Екатеринбурга, – сообщил он. – Сразу после разговора сигнал пропал. Думаю, она уничтожила телефон.
Пожилой оперативник сдвинул брови.
– Барышня умна, – сказал он. – Но мы еще умнее.
Он усмехнулся и заговорщицки подмигнул Шуравину.
…Элинэ сидела в гостиничном номере, в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, и смотрела сквозь темные стекла очков на чашу длинной курительной трубки, которую держала в тонких пальцах. Сизый дымок медленно поднимался к потолку.
Вероника сидела у нее в ногах, прямо на полу, и пила мартини.
– Я устала, – сказала она, глядя на Элинэ снизу вверх. – Дорога тяжелая, а вагон – просто отвратительный, и я все время боялась, что полиция проверит наши документы.
Бесстрастный взгляд Элинэ скользнул по ее бледному лицу и снова вернулся к чашке дымящейся трубки, при этом она едва заметно пожала плечами.
– Но мы же здесь, и дорога осталась позади. Я ведь тебе сказала – я обо всем договорюсь.
– Легко тебе говорить, – жалобно пробормотала Вероника. – Этот проводник в поезде… Он был такой страшный. И все время пытался меня облапать.
– Считай это необходимыми издержками.
– Ты так спокойно обо всем говорить, – Вероника вздохнула. – Если бы ты только знала, как мне страшно.
– Тебе нечего бояться. О твоем похищении так много писали в газетах,
– Ты уверена?
– Да, я уверена.
– Да, но ведь они могут… – голосок Вероники дрогнул, и окончание фразы она произнесла совсем тихо: – …убить тебя.
– Вряд ли, – безмятежно ответила Элинэ. – Они не станут рисковать. Пока мы вместе – нам обеим ничего не грозит.
– А потом?
– Потом? – Элинэ усмехнулась. – Потом я что-нибудь придумаю.
Вероника потянулась за бутылкой, а Элинэ затянулась своей трубкой и, выпустив дымок, стала смотреть, как он расплывается в воздухе. Она вдруг со всей остротой ощутила, как устала за эти дни и недели. Она посмотрела на Веронику. Та опять пила. Детское личико ее было бледно, помада на искривленных губах размазалась, безвольный остренький подбородочек слегка подрагивал.
Здесь и сейчас – сидя на полу, с бокалом мартини в руке – Вероника была тем, кем она являлась на самом деле: молоденькой, не очень умной и очень жадной девчонкой, которой какой-то идиот вдолбил в голову, что она станет звездой. Уничтожать такого противника было бы унизительно и противно.
Глядя на Веронику, она вдруг вспомнила Ивана, но не почувствовала ни боли, ни тоски, ни грусти. Это было странное чувство – словно Ивана никогда и не было в ее жизни. Будто она перенесла его образ в свою память из чужих воспоминаний, из чужих счастливых снов. Ничего этого уже нет. Все потеряно. Безвозвратно.
Она поставила трубку в хрустальную пепельницу и поднялась с кресла.
– Ты куда? – быстро спросила ее Вероника.
– Мне нужно кое-что подготовить, – ответила Элинэ. – Допей мартини и ложись спать. Я запру тебя на ключ.
– Ты скоро вернешься?
– Как получится.
– Возвращайся поскорее. – Вероника сделала жалобное лицо и добавила детским голосом: – Иначе я с ума сойду от страха!
8
В минувшую ночь она почти не сомкнула глаз, терзаясь страхами и сомнениями, но теперь, когда пришло время действовать решительно и быстро, она вдруг с удивлением обнаружила, что совершенно спокойна и даже холодна.
Там, в лесу, ее ждал старенький темно-синий «жигуленок». Его не так-то просто будет заметить на фоне вечернего леса. Впрочем, возможно, воспользоваться им не удастся.
– Ты как? – спросила она Веронику, которая уже переоделась и теперь придирчиво оглядывала свое отражение в зеркале.
Вероника приложила ко лбу ладонь и болезненно улыбнулась.
– Нормально, – пролепетала она.
– Больше не тошнит?
Вероника покачала головой:
– Нет. Это было… Это было от страха. Теперь я взяла себя в руки. – Она посмотрела на журнальный столик, уставленный бутылками, затем перевела взгляд на Элинэ. – Мне можно еще чуть-чуть выпить?
– Нет.