Лицо в зеркале
Шрифт:
Все оттенки зеленого, воплощенные в стенах, гобеленах, обивке мебели, ковре, — Мин видел в снах. Поневоле приходилось задаваться вопросом, а что он ел перед тем, как ложился в постель.
Миссис Макби называла комнату «отвратительным моховым болотом», разумеется, не в присутствии Мина.
За окном поместье сияло более яркими оттенками зеленого, а над ними простиралось великолепное синее небо, на котором не осталось даже воспоминаний о проливном дожде.
Из окон Зеленой комнаты они могли видеть главные ворота и толпу репортеров, собравшихся на улице. Солнечный свет заливал автомобили, минивэны служб новостей, фургоны телевизионщиков со спутниковыми антеннами.
— Будет цирк, — прокомментировал Фрик.
— Скорее карнавал, — уточнил Этан.
— Шоу уродов.
— Зоопарк.
— Хэллоуин на Рождество, если посмотреть, как эти типы используют нас в телевизионных новостях.
— А ты не смотри, — предложил Этан. — К черту телевизионные новости. И потом, все скоро закончится.
— Как бы не так, — не согласился Фрик. — Шоу будет продолжаться многие недели, о маленьком принце из Голливуда и психе, который едва не добрался до меня.
— Ты считаешь себя маленьким принцем Голливуда? Фрик скорчил недовольную гримасу.
— Так они будут меня называть. Я уже их слышу. Не смогу показаться на публике до пятидесяти лет, но даже тогда они будут щипать мои щеки и говорить, как тревожились за меня.
— Ну, не знаю, — в голосе Этана слышится сомнение. — Думаю, ты переоцениваешь интерес общественности к своей персоне.
Во взгляде Фрика появилась надежда.
— Вы действительно так думаете?
— Да. Я хочу сказать, ты не из тех голливудских детей, которые хотят пойти по стопам родителей.
— Я скорее буду есть червей.
— Ты не играешь эпизодических ролей в фильмах отца. Не поешь и не танцуешь. Никого не пародируешь, не так ли?
— Нет.
— Может быть, ты жонглер или умеешь одновременно удерживать десяток тарелок на десятке бамбуковых шестов?
— Одновременно точно не смогу.
— Фокусы?
— Не умею.
— Чревовещание?
— Не по моей части.
— Слушай, мне уже скучно с тобой. Знаешь, что их больше всего заинтересовало во всей этой истории, на чем они действительно сфокусируют свое внимание?
— На чем? — спросил Фрик.
— На дирижабле.
— Дирижабль — это круто, — согласился Фрик.
— Ты только не обижайся, но ребенок твоего возраста, с недостатком опыта работы в шоу-бизнесе… уж извини, но ты не сможешь потягаться с дирижаблем в Бел-Эре.
В северной части периметра поместья начали открываться ворота.
— А вот и они, — сказал Фрик, когда первый черный лимузин плавно въехал с улицы. — Вы думаете, он остановится и явит репортерам свое лицо?
— Я просил его этого не делать, — ответил Этан. — У нас нет возможностей удержать в узде такое количество репортеров, да они и не любят, когда их в чем-нибудь ограничивают.
— Он остановится, — предсказал Фрик. — Ставлю миллион баксов против ведра коровьего навоза. В каком он лимузине?
— В пятом из семи.
Ворота миновал второй лимузин.
— Он привезет новую подружку, — волновался Фрик.
— Ты с ней отлично поладишь.
— Возможно.
— У тебя есть для этого отличное средство.
— Какое?
— Дирижабль. Фрик просиял.
— Это точно. Появился третий лимузин.
— Главное, помни, о чем мы договорились. Мы никому не рассказываем о… странном.
— Я точно не расскажу, — усмехнулся Фрик. — Не хочу попасть в психушку.
Четвертый лимузин въехал в ворота, пятый остановился, не доехав до них. С такого расстояния, без бинокля, Этан не мог разглядеть, вышел ли Ченнинг Манхейм из лимузина, чтобы покрасоваться перед камерами и очаровать прессу, но тем не менее морально согласился с тем, что должен Фрику ведро коровьего навоза.
— Не похоже на канун Рождества, — заметил Фрик.
— Рождество пройдет как полагается, — заверил его Этан.
В рождественское утро у себя в кабинете Этан вновь прослушал все пятьдесят шесть посланий, которые записал автоответчик линии 24.
До того, как Манхейм и Мин ду Лак вернулись в Палаццо Роспо, Этан переписал все послания с той стороны на си-ди. Потом стер их из памяти компьютера в белой комнате и убрал эти звонки из общего списка. Так что теперь знал о них только он.
Собственно, и звонили-то именно ему, и никому больше, одно сердце обращалось к другому через вечность.
В некоторых из посланий Ханна решала элементы головоломки маньяка. В других лишь повторяла имя Этана, иногда со страстью, порой — с любовью.
Послание 31 он прокручивал снова и снова. В нем Ханна напоминала, что любила его, и, когда он слушал
эти слова, пять лет казались сущим пустяком и даже рак, даже могила не могли их разлучить.
Он открывал коробку с пирожными, оставленную миссис Макби, когда на столе зазвонил телефон.
В рождественское утро Фрик всегда ставил будильник на ранний час. Не потому, что не терпелось посмотреть, а что же ему положили под елку. Просто хотел побыстрее развернуть эти глупые подарки и покончить с этим.
Он знал, что скрывает красивая упаковка: вещи из списка, который он передал миссис Макби пятого декабря. Он всегда получал то, что просил, и всякий раз просил бы все меньше, если б его не предупреждали, что список должен быть не короче предыдущего. Поэтому, спускаясь вниз, он заранее знал, что под елкой его ждет куча дорогого дерьма и никаких сюрпризов.
В это рождественское утро, однако, случилось невероятное. Пока он спал, кто-то прокрался в его комнату и оставил подарок на прикроватном столике, рядом с часами.