Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков
Шрифт:
«Довольно сложно будет обстоять дело со связью. «Старшина» находится на казарменном положении, в город может вырываться в неопределенные, непредвиденные заранее дни, в большинстве случаев еще засветло, иногда, возможно, в форме, как это было в первый раз. Так что придется варьировать, в том числе использовать иногда квартиру «Корсиканца»…»
Последнее, разумеется, было крайне нежелательно и вообще не укладывалось в жесткие каноны конспирации. Однако обстоятельства складывались так, что и «Эрдбергу», и «Старшине», и «Корсиканцу» приходилось идти на риск.
1 апреля Коротков снова встретился со «Старшиной» и убедился в правильности своих первых выводов
19 апреля также через Харнака Коротков провел личную встречу и со «Стариком» — Адамом Кукхофом. Он также произвел на «Степанова» самое благоприятное впечатление. Это был очень спокойный, даже тихий, в разговоре несколько застенчивый человек, внешне скорее похожий на русского «чеховского» интеллигента, нежели на немецкого философа. В нем ощущался и природный ум, и глубокая образованность, и своеобразие мышления. Это первое впечатление более окрепло, когда Коротков прочитал подаренные ему автором книги — роман «Немец из Байенгкура» и пьесу «Тиль Уленшпигель».
Мягкий, стеснительный в повседневной жизни Кукхоф всего год спустя оказался одним из самых твердых орешков для следователей гестапо. Они так и не вышли через него на главного идеолога антигитлеровской оппозиции иного толка — Карла Фридриха Герделера. Бывшего бургомистра Лейпцига арестовали и казнили лишь после и в результате провала заговора 20 июля 1944 года.
Жена и единомышленница Кукхофа Маргарет (оперативный псевдоним «Кан») в конце двадцатых годов также училась в США, где и познакомилась с Милдред и Арвидом Харнаками. В Берлине знакомство переросло в дружбу. К этому времени она уже вышла замуж за Адама. По иронии судьбы, Грета одно время работала в пропагандистском аппарате НДСАП, где занималась переводами на английский язык опусов Геббельса и даже книги «Майн кампф» самого Гитлера.
Теперь через «Степанова»-«Эрдберга» Москва имела прямые контакты со всеми тремя основными конспиративными группами: «Корсиканца», «Старшины» и «Старика». Вообще-то держать связь с тремя достаточно многочисленными группами одному сотруднику, тем более, еще и заместителю резидента, не полагалось. При нормально поставленной оперативной работе такое считается не только опасным, но и физически почти невозможным. Но тут уж ничего нельзя было поделать. Надвигавшаяся война диктовала свои правила игры…
В Центре прекрасно понимали, что такая сверхнагрузка на «Степанова» — дело временное. Там уже готовились к худшему — началу боевых действий, следовательно, утраты личных контактов разведчиков резидентуры с агентурой. Иначе говоря, требовалось загодя предусмотреть прямую радиосвязь со всеми берлинскими группами, и не только с ними.
Сегодня много пишут о том, что задолго до начала войны следовало заложить надежные каналы связи, внедрить глубоко законспирированных и как бы «законсервированных» сотрудников, должных приступить к работе лишь в час «Х», снабдить их достаточно мощными рациями, не бывшими еще в употреблении шифрами и кодами, денежными средствами в твердой валюте и рейхсмарках, словом, всем необходимым. Французы такое вежливо называют «лестничным умом» — то есть, правильное решение приходит в голову, когда уже спускаешься по лестнице, уходя. В России говорят грубее: «Мужик задним умом крепок».
Все это можно было сделать, если бы…
Если бы высшее руководство страны дважды за короткий промежуток времени не отдавало строгого распоряжения активную деятельность разведки в Германии прекратить. И если бы, возможно, это главное, не были истреблены в 1937–1940 годах кадры с поставленными задачами в условиях военного времени.
Как бы то ни было, 12 апреля 1941 года в Берлин поступила шифровка из Москвы:
«Создавшаяся обстановка требует принятия немедленных мер по переводу основной, наиболее ценной агентуры на прямую связь с нами, т. е. создание нескольких нелегальных резидентур, могущих осуществлять связь с нами по радио.
В первую очередь этот вопрос касается группы «Корсиканца». На первой же встрече с «Корсиканцем» т. Степанов должен поговорить с ним не в порядке дискутирования этого вопроса, а в порядке практического его осуществления. «Корсиканец» должен понять необходимость таких мероприятий, что вытекает из его же собственных сообщений о готовящейся германской акции против СССР [80] .
Перед «Корсиканцем» нужно поставить вопрос, что уже сейчас он должен стать нашим нелегальным резидентом, стоящим во главе группы отобранных Вами людей, на которых он может вполне положиться и которые могут снабжать его интересующей нас информацией. «Корсиканец» должен указать абсолютно надежного человека, который может быть использован в качестве радиста, а также указать нам связника, через которого он будет осуществлять связь с радистом. Связь и руководство всей группой, в том числе и со «Старшиной», «Корсиканец» будет осуществлять сам. Проработайте с «Корсиканцем» вопрос, кто может заменить его в случае, если бы «Корсиканец» попал под подозрение и не мог осуществлять с нами связь.
80
Автор обращает внимание читателя на осторожность Фитина и Меркулова. Понимая, что их депеши могут быть проконтролированы высшим руководством, они, дабы не быть обвиненными в «распространении панических настроений, избегают слова «война», заменяют его неопределенным выражением «германская акция».
На первой же встрече подробно расспросите о каждом человеке, входящем в группу «Корсиканца», чтобы не было такого положения, когда мы знаем людей как иксов и игреков.
Со своей стороны мы обеспечим «Корсиканца» как в смысле материальном, а также радиоаппаратурой, шифром и другой техникой.
Повторяем, что этот вопрос должен быть решен немедленно.
…О Ваших мероприятиях по этому вопросу немедленно доносите по телеграфу.
Продумайте также вопрос о переводе на непосредственную связь с нами «Брайтенбаха» и создании нелегальной резидентуры для остальной группы агентов…
Задачу создания нелегальной резидентуры ставим перед Вами как первостепенной важности».
Сложившуюся ситуацию Харнак понимал не хуже Короткова, и он без колебаний принял на себя руководство агентурной сетью. Но стать радистом отказался наотрез. Он слишком хорошо помнил расследование, которое проводило по отношению к нему гестапо в прошлом году. К тому же, будучи, как принято говорить, чистым интеллектуалом, просто не был уверен, что сможет обращаться с рацией, работать с телеграфным ключом.