Лихачев
Шрифт:
— Вы, кажется, просили пристроить вас и ваших людей к работе на конвейере, с тем чтобы вы лучше освоились с организацией дела. Мне передано разрешение администрации.
В тот же день Лихачев и приехавшие с ним инженеры встали к конвейеру.
В сборочном цехе у Форда все движется по прикрепленным вверху рельсам и цепям, катится под действием собственной тяжести под уклон.
Завинчивая механическим гаечным ключом гайку с правой нарезкой — одну, другую, третью, — Лихачев не научился чему-либо, чего он не знал. Зато он имел время основательно обдумать многое. Детали и узлы находились в однообразном движении, но
— Как чувствует себя, фордовский рабочий, когда он изо дня в день должен выполнять одну и ту же работу, вернее, несколько однообразных заученных движений на конвейере? — этот вопрос задавали Форду русские инженеры.
Форд отвечал так:
— Люди, творчески одаренные, напрасно питают сострадание к тем рабочим, которые выполняют однообразную работу. Большинство людей ищет такой работы, при которой нет необходимости думать.
Лихачев рассмеялся.
— Мне кажется, что вашим рабочим есть о чем подумать.
Переводчик бесстрастно перевел. Форд пожал плечами.
— Человек обычно думает, как ему заработать деньги на жизнь, а когда он уже заработал их, ему нечего думать. Можете мне поверить!
— А у вашего рабочего всегда есть деньги на жизнь?
— Конечно. Если он работает. У него есть все необходимое.
— А если не работает?
— Пусть пойдет работать!
— У нас это называют демагогией, мистер Форд. Вам легко это говорить, поскольку у вас есть деньги и они лежат в банке на ваше имя, — сказал Лихачев.
Форд переспросил секретаря и засмеялся.
— Лежат? Деньги не должны лежать. Они должны находиться в обороте. Я не могу держать деньги в банке. Я патриот Америки.
— Очень вам сочувствую, мистер Форд, — улыбаясь, сказал Лихачев. — Вы самый несчастный человек в Штатах. Как говорят французы, простой и бедный слуга своих денег.
Глава двадцать четвертая
1
«Побывал я в лабораториях Форда и «Дженерал Моторс» — это самый крупный в мире автоконцери, — писал Лихачев в Москву жене и матери. — Столько интересного и технически полезного, что сперва теряешься, не успеваешь усваивать. Сразу и не охватишь. Потом становится ясно, как важно все то, что ты видел и видишь… Правда, надоела мне уже эта Америка. Много интересного в смысле техники и истории развития страны. Но люди живут узкомещански. Человек копит доллары, покупает машину. Потом копит доллары, покупает в рассрочку дом. Выкупает он этот дом окончательно на 15— 20-й год, а через два года помирает, и спрашивается, для чего человек жил, кому какую пользу принес и что его в жизни интересовало. Одним словом, я эту жизнь не понимаю».
И еще несколько дней спустя:
«…Сегодня меня принял Форд. Был очень любезен и внимателен. Пригласил свою жену, чтоб показать ей русских директоров. Внимание и расположение Форда ставит, я считаю, Автострой в хорошее положение для работы по проектированию и учебы людей… Вот уже месяц, как. я уехал из дома, а кажется, живу
Очевидно, он работал на конвейере Форда не более шести дней, так как в письме жене от 10 августа 1930 года он пишет: «Завтра я уезжаю по другим заводам, которые необходимо посмотреть».
Вот что Лихачев писал матери из Детройта в тот же день, 10 августа 1930 года.
«Был вчера на заводе «Шевроле» в 75 милях от Детройта. Я теперь, как видишь, по Америке передвигаюсь очень хорошо. Купил «бьюик» восьмицилиндровый, очень мощный. Это дешевле и удобнее поезда. Завтра уезжаю по другим заводам, которые необходимо посмотреть, километров 400–500 делаю шутя… Дороги здесь как стол. Махаю один на машине, как у себя в Союзе. Повезу на завод эту машину. Там разберем».
Дороги в Америке действительно полюбились Лихачеву. Нигде он не видел таких дорог. Они давно выиграли соревнование с железнодорожной сетью. И удивляли они ого даже не тем сцеплением, которое он чувствовал между покрытием и шинами колес, а тем общественным смыслом, который был вложен в эти артерии страны. Чистота была необыкновенной — ни окурков, ни бумаг. На бензозаправочной станции ты мог выбросить все бумаги в специальные ящики, вычистить, вымыть, заправить машину, получить нужные тебе указатели и расписания, пообедать, посмотреть кинофильм, купить журнал или тройчатку от головной боли.
Сколько лет понадобилось Америке для того, чтобы у нее появились такие дороги? Оказалось, пятнадцать лет…
— Ну и у нас будут через пятнадцать лет такие дороги, — говорил Лихачев.
2
На прощальном обеде Форд сказал:
— Дорогой мистер Лихачев, вы видите, что все пути ведут в Америку. Вы, крупный советский промышленник, многому научились у нас. Ведите хозяйство у себя по-нашему, и вы добьетесь успеха.
Лихачев не преминул возразить;
— Спасибо за науку, мистер Форд, — сказал он. — Но к вашей речи я обязан сделать некоторые поправки. Во-первых, я не промышленник, не богатый хозяин, как вы, я рядовой советский человек, который собирается строить завод не по капиталистическому, а по социалистическому методу. Во-вторых, пути наших автомобилистов пока ведут в Америку, но скоро, я в этом убежден, пути-дороги повернут в другую сторону, в Советский Союз.
Так ли это было сказано — точно неизвестно. Магнитофоны в ту пору отсутствовали. Однако те посланцы завода АМО, кто был на этом приеме, опубликовали свои воспоминания. Это в их записи.
Хотя речь Лихачева и свидетельствовала о том, что Иван Алексеевич был не слишком хорошим дипломатом, но старый Форд пожелал безоговорочного успеха «красному директору».
Теперь этот «красный директор» — Лихачев был уже далеко не тот «Ваня-шофер», который когда-то ходил по заводу в гимнастерке и сапогах, поднимал то болт, то гайку и нес ее в сборочный цех. Он объехал многие города и заводы Европы и Америки, сменил свою простецкую гимнастерку на отлично сшитый костюм и тонкую рубашку с хорошо отглаженным воротничком и галстуком. Правда, он еще некоторое время жаловался жене в письмах на «чопорность», на «этикет» и на «гаврилку», которую приходится носить при жаре в 40 градусов, но постепенно и эти комические жалобы исчезли из его писем.