Лихие. Смотрящий
Шрифт:
— Братва, — понурился Китаец, — я и сам не понял, как все случилось! Они же мирно себя вели по началу, стеснялись даже.
— Ага, до тех пор пока абсента не жахнули.
— Бабу ту жалко, — буркнул я. — Она небось кокс вообще первый раз попробовала. Вот с непривычки и того…
— Какую еще бабу? — к нам синхронно повернулись девчонки, которых слово «того» не заинтересовало вовсе. Важно было само наличие какой-то посторонней бабы. Йосик тоже насторожился.
— Какую надо бабу! — повысил голос я. — Риэлтор нам вчера виллу показывал. Только не заладилось малость. Косяк у
— В Тайланд можно махнуть, — оживился Штырь. — На Пхукет. Недавно туда братва летала. Еще говорят, что в Турции хорошо летом.
— Интерпол и в Тае работает. Все, закрыли тему! — хлопнул я по ручке кресла. — Все наказаны за плохое поведение, я тоже.
Приземлялись в Шарике уже в полном молчании. А я вспоминал…
— Завали хлебало, придурок! — повторил я на ухо Карасю, с невероятным трудом удерживая его огромную тушу. — Мусора по нашу душу пришли. И хорош кусаться, больно же!
Карась раскрыл по-коровьи тупые глаза и захлопал ресницами, пытаясь понять несколько вещей: где мы, что мы тут делаем и кто это галдит в трех шагах от нас на непонятном языке. Слава богу, его начало отпускать, потому что на лице появилось осмысленное выражение, и он затих.
Судя по всему, полицейские были те еще затейники, потому что пару бутылок они, весело галдя, сунули подмышку и пошли осматривать подвал. Вино, очевидно, пойдет в вещдоки. Вот прямо вечером, после смены и пойдет…
Греки попинали коробки, заглянули во все углы и вознамерились уже было зайти и в наш уголок, как вдруг по лестнице кубарем скатился еще один и что-то затараторил, оживленно жестикулируя верхней парой конечностей. Те, что осматривали подвал, затараторили в ответ, а потом козликом понеслись на улицу, прыгая через ступеньку.
— Уф-ф! — выдохнул я еле слышно. — Ягодка! Не знаю, как тебя звать… От души!
Не иначе, нашли тело. Вот интересно, трипак в Корее такой же, как у нас, или какой другой? Я же без резинки был. Тьфу, зараза! Есть же еще и СПИД!. Хотя… какой может быть СПИД с такой мордой. Отыгралась на мне, стерва обдолбанная, за все годы вынужденного воздержания. Но хоть какая-то от нее польза, — обрадовался я, но, как оказалось, преждевременно. Хлопнула дверь подвала, в котором сразу стало хоть глаз коли, и с мрачным лязгом сработала защелка замка. Попали!
— Серый! — услышал я шепот Штыря. — Чё делать будем?
— Ночи ждать! — так же тихо ответил я. — Дверь вскроем и выйдем.
— А-а-а! — начал выть Димон, который до этого спал сном праведника. — Я чё, ослеп? Мы метанол пили, что ли?
— Заткни его! — сказал я Штырю, и он забубнил Китайцу на ухо что-то успокаивающее.
Так мы просидели до ночи, мучительно высчитывая, сколько сейчас времени — часы у нас были одни, у Штыря, и они не работали, потому как висели на его левой руке, которая пару часов была опущена в бассейн, пока он дрыхнул на матрасе. Вот невезуха! Мы так и приплясывали у двери, пытаясь в щелку увидеть хоть что-нибудь. Но не увидели ничего, кроме того, что там стало темнеть.
— Жрать охота, — мрачно бубнил Карась. — Я бы сейчас котлеток мамкиных навернул. С гречкой…
— Заткнись, без тебя тошно, — процедил я. — Вот кусок проволоки валяется. Замок открывай!
— Я? — изумился Карась.
— Ты! — обвиняюще ткнул я в него пальцем. — Ты же замок виллы вчера вскрыл!
— Ты охренел, Серый? — пошел в отказ Карась. — Я не умею!
— Да что, блядь, с людьми это пойло поганое делает! — обреченно сказал я, когда сел на ступеньки и обхватил больную голову. — Один замки научился открывать, второй так бухло разливает, что хоть в цирке показывай, третий с корейцами разговаривает. Я вообще не по-детски учудил…
— Штырь! — сказал я. — Найди там что-нибудь. Выбираться надо.
— Тут одно бухло, — мрачно ответил Пахом. — И коробки какие-то. Вот пидоры! И как они тут живут? Ни ломика, ни топора! О! Грабли нашел. Димон! Димон! Да что ж ты, мудило, творишь…
— Что там еще? — недовольно спросил я.
— Да этот шалопутный пробку пальцем пропихнул, и пока мы разговаривали, опять нахрюкался, — виновато ответил Штырь. — Простите, пацаны, не уследил. Я же не знал, что он настолько дурной.
— Вот ненормальный! — обреченно сказал я, разглядывая бледно-синего Китайца, который снова ушел в нирвану. И ведь главное, вовремя как! Вот прямо тогда, когда нам линять надо. Ну ничего! Накажем его за это.
— Разувайте! — показал я на спящего Китайца.
— Зачем это? — удивились парни.
— Супинатор! — постучал я пальцем по лбу, и их лица посветлели.
Щегольские Димоновы туфли, купленные за сто баксов, были безжалостно разодраны, а из них счастливый Штырь извлек плоскую металлическую пластину, которой в мгновение ока отжал язычок замка.
— Скажете ему, что туфли сам потерял, — мстительно заявил я. — Пусть мучается. Вован, на разведку!
— Там двое мусоров у входа! — сказал он через пару минут, когда вернулся в подвал. — Пиздят о чем-то. Только я по-кипрски не понимаю.
— По-гречески, — поправил его я.
— Серый, — с жалостью посмотрел на меня Карась. — Мы не в Греции, мы на Кипре! Ты забыл, братишка? Не пей больше.
Я не стал спорить.
— Бери его! — показал я на бездыханное Димоново тело. — И уходим на задний двор.
— Тут забор! — озадаченно сказал Карась, когда мы пересекли все две сотки аккуратного газона, что были позади дома.
— Кидай его туда! — скомандовал я, и Карась, укоризненно посмотрев на меня, напряг могучие мышцы и выжал китайцево тело надо головой. Глухой шмяк за забором означал, что тело доставлено по назначению.
— Полезли! — скомандовал я. — Выходим через калитку и ловим такси.
— Не…ну, согласись, Серый, — сказал Штырь, перепрыгнув на соседний участок. — Зачетно ведь отдохнули.
Мы погрузились в работу прямо в аэропорту. Девчонок отправили домой на такси, а Андреич, остававшийся на хозяйстве в Шереметьево, повел нас куда-то в ангар. Даже возражений слушать не стал. Да что б его! Так хотелось домой, нажраться цитрамона и сдохнуть, наконец. Тут таможня не позволяет и наличие подчиненных. Нельзя слабость показывать.