Лиходеи с Мертвых болот
Шрифт:
Она с замиранием сердца подняла глаза и тут, к удивлению своему, увидела, что Егорий почти трезв и просто валяет дурака, прикидываясь пьяным.
Старостина рука схватила Варвару за косу.
— Эх, с разбойником слюбилась! Мало тебе добрых парней деревенских, с которыми могла по стогам сколько хочешь миловаться. Так тебе разбойника подавай, чтобы в темном углу хозяина твоего придушил.
— О чем разговор-то? — кривясь от боли, застонала Варвара. — Какой разбойник?
— Бориска!
Тут же в горницу влетел
— Рассказывай, Бориска.
— Ну, ходил в лесу. Ну… — начал тот.
— Что «ну»?
— Ну, видел их. Любилась с разбойничком. Из тех, которые с грабежом на починок наш приходили.
— Правда это? — губной староста притянул к себе за косу Варвару и теперь смотрел ей прямо в глаза.
— Какая правда? Поклеп возводит! Злится, что я с ним ходить не хочу! — заверещала Варвара.
Внутри у нее стало пусто. Выследил-таки, черт рыжий!..
— Нет, моя правда, — махнул рукой Рыжий. — Чего уж там, Варвара, говори, как было.
— Неправда!
— А о чем они разговор вели? — спросил староста.
— Ну, — замялся Рыжий, — ну, чтоб починок наш разорить и всех тут поубивать. А на добро, которое награбят, потом пить да гулять, да жить весело.
— Врешь! — Варвара вырвалась из рук губного старосты и набросилась на Бориску, пытаясь вцепиться ему в лицо ногтями. — Не говорили мы об этом!
Рыжий отшатнулся, выставил вперед руки, пытаясь задержать девушку, но ногти ее все равно прошлись по его щекам, оставляя на них красные полосы. Подбежавший управляющий обхватил Варвару вокруг пышного бюста и не без труда оттащил в сторону. Сладить с ней было нелегко, как с разъяренной кошкой.
— Ну вот, сама во всем призналась, — засмеялся староста, довольный, что сработанная им ловушка подействовала. — Значит, чтобы деревню спалить — разговора не было. А об чем был?
— Не знаю я ничего, — Варвара заплакала, понимая, что проговорилась, как последняя дурочка, и дела ее теперь совсем плохи.
— Хороша девка, даже жалко, — вздохнул губной староста. — Но ничего не поделаешь. Требует долг мой тебя колесовать.
— Как?! — раненой птахой пискнула Варвара.
— За пособничество в разбое. Впрочем, могу тебе помочь, потому как добр по сути своей и снисходителен.
— Помоги, Егорий Иванович, — всхлипнула Варвара. — Ведь ничего худого я не замышляла. И ничем разбойникам не помогала.
— Не помогала, — заворчал староста. — А кто подтвердить может, что ты им не помогала? Как тебе на слово верить?
— Так кто же подтвердит?
В голове у Варвары все путалось. Она плохо соображала. Мысль о том, что железные прутья будут ломать ее кости, раздирать кожу, коверкать и рвать мясо, просто парализовала ее.
— Кто, говоришь, подтвердит? Да тот разбойник может подтвердить. Надо только, чтобы он из чащи глухой вылез и предо
— Так зачем ему вылезать?
— Незачем, конечно. Вот ты его и выманишь оттуда. Придется, красавица, постараться.
Наконец Варвара поняла, чего от нее хотят, и с негодованием воскликнула:
— Ни за что!
— Ты до завтра взаперти подумай, Варвара-краса — длинная коса. Утро вечера мудренее.
Управляющий вытащил из сундука заранее припасенную веревку и начал вязать девушку. Ему помогал Рыжий, которому хотелось отыграться на Варваре за обиды. Но он сдерживался, лишь потуже затягивал узлы и шептал себе под нос: «За все тебе, болотная кикимора, достанется».
Варвара же и не пыталась сопротивляться. Она оцепенела и застывшим взором смотрела куда-то вдаль. По щекам ее текли слезы.
Заперли её в тесной баньке, дверь которой закрыли на засов, а оконце было настолько крошечным, что нечего и мечтать пытаться протиснуться в него. Да и смысл?
Около баньки кружил, негромко козлиным голосом напевая заунывные песни, кривоногий стрелец, которому было скучно и обидно стоять на часах. Ведь его сослуживцы пили сейчас и ели за двоих — когда губной староста гулял, то не жадничал и своих людей не обижал. Часовому хотелось спать, но глаз он не смыкал, поскольку Егорий обещал всю кожу кнутом содрать, коли задремлет или отвлечется от несения службы. Угроза была нешуточная.
Еще полночи шумели подгулявшие стрельцы, ухала за околицей ночная птица, иногда слышалась ругань или женский визг — служивые развлекались вовсю.
Варвара сидела, обхватив руками колени. Ночь была нехолодная, но Варвару била дрожь, заснуть она, конечно же, не могла. В голову лезли всякое — о своей судьбе несчастной, о Гришке, об их любви странной и яркой, осветившей для нее все вокруг, как солнечный свет, пробившийся через тучи хмурой осенью. Но больше всего ее терзали мысли о том, что с ней будет завтра. Об изверге Фроле — нравится супостату ее кожа, с которой «хорошо работать»… О, Боже, помилуй рабу твою! Нужно искать выход. Но какой? Выдать Гришку, помочь заманить его? Нет, это невозможно. Ведь тогда они будут жечь ее любимого человека. Она не выдаст его никогда… Да, но ведь боль, которая ожидает ее — такую боль не то чтобы перенести, а и представить-то себе просто невозможно!
— Ну чего, ведьмюга лесная? — послышался издевательский голос.
Она подняла глаза и увидела в лунном свете бледное, будто упыря, лицо Рыжего, показавшееся в окошке.
— Боишься? Эх, не хотела со мной ходить… Что я, хуже разбойника твоего, что ли? Чем хуже? Чего, спрашивается, у меня не так или не того размера?..
— Уйди! Не виновата я ни в чем. Уйди! — крикнула Варвара.
— А хошь открою? Стрелец вон заснул. Прям, как медведь в берлоге сладко спит, — гадливо хихикая, предложил Бориска.