Лихорадка
Шрифт:
Поначалу я не смогла объяснить слова Дженны логически. Да, мне не хотелось становиться женой, но это ведь лучше, чем быть проституткой или безликой машиной по производству младенцев!
— У нас все равно есть право быть несчастными, — возразила я ей. — Просто нам приходится притворяться перед Линденом, вот и все.
Дженна горько засмеялась.
— Ах, Рейн! — Она перекатилась ближе ко мне, обхватила мое лицо ладонями и улыбнулась с невероятной печалью. — Никто из нас не притворяется.
Сейчас я думаю обо всем этом, а Габриель наблюдает за мной, склонив голову к плечу.
Когда в той памятной беседке меня выдавали замуж за Линдена, моя рука безвольно лежала в его руке. Я сверлила его взглядом. Я не слышала обетов, которые были произнесены. И гораздо позже, когда он разговаривал со мной, я улыбалась, но улыбки были фальшивыми. Мои поцелуи имели высшую цель — освобождение.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Габриель.
Он ничего от меня не требует, и лишь одно это удерживает меня подле него.
— О выборе, — тихо отвечаю я. — Я думаю о выборе.
Я чуть подаюсь вперед и целую его.
Он с готовностью отвечает на мой поцелуй. Мы быстро учимся понимать друг друга.
Я сделала правильный выбор, так ведь? Жизнь за пределами особняка Линдена некрасивая и нелегкая. Сейчас мне даже не хватает тех мелких неприятностей, которые присутствовали в моей жизни на этаже жен. Того, как Сесилия забиралась ко мне в кровать, когда ей не спалось. Того, как звонко хохотали за играми мои сестры по мужу, в то время как я жаждала тишины. А еще — Линдена, который присутствовал в нашей жизни даже тогда, когда его не было. Каждая секунда каждого дня была полна обещанием его появления. Даже когда он где-то пропадал, в самом конце дня все равно заходил пожелать нам доброй ночи.
Я отталкиваю мысль о нем, едва она возникает. Мне ни к чему скучать по Линдену Эшби. Он целыми днями делал все, что ему вздумается, а его жены вынуждены были ждать у себя в клетке. Я правильно сделала, что убежала. Даже Сесилии, которую устраивала жизнь пленницы, хватило ума это понять. Жизнь без надежных стен особняка непроста, но она — моя.
Я закрываю глаза и ощущаю дыхание Габриеля, который устраивается рядом со мной. Он шепчет мое имя так, словно важнее его в мире ничего нет.
— Что? — откликаюсь я, но наши губы уже соприкасаются, вызывая внутри странный, чудесный подъем.
Все во мне расцветает, наполняется жизнью.
Это наш первый поцелуй без клейма моего замужества, без присутствия где-то рядом моих сестер по мужу, без принуждения во время извращенных представлений мадам. У меня из горла вырывается хриплый звук, у него тоже, далекий и незнакомый.
Эту горячку невозможно спутать с той, которую принесла моя болезнь. Это — счастье, внезапное и неожиданное. Мир вокруг нас исчезает.
Мне смутно припоминается, как тот мужчина лапал меня за бедро, но в следующее мгновение Габриель стирает это воспоминание, проводя пальцами по тому же месту и принося искры тепла и света. Все, что происходило прежде, ощущается так, словно было миллион лет назад. Вот та свобода, которую я жаждала во время моего замужества. Возможность делить постель не из-за обручального кольца или одностороннего
Рука Габриеля ныряет мне под рубашку, ладонь прижимается к животу… и тут его голова чуть откидывается назад, он замирает.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— У тебя кожа горит, — отвечает он.
— Со мной все в порядке.
— Неужели нельзя быть честной хотя бы со мной?
Теперь его голос звучит гневно, и я невольно напрягаюсь. Открываю рот, но не могу подобрать слова, которые не сделали бы все только хуже.
— Ведь что-то не так, да? — не отступает Габриель. — И ты пытаешься это от меня скрыть.
Я не отвечаю, и он садится, отодвигаясь.
— Габриель…
Он включает свет и смотрит на меня. Волосы у него всклокочены, глаза потемнели от тревоги и чего-то еще… Влечения? Боли?
— Не пытайся взять на себя еще и это, — приказывает он с такой решительностью, какую я не привыкла в нем видеть.
Его требование справедливо. Он отказался от всего, чтобы пойти за мной. Я обязана говорить ему правду, особенно если учесть, что больше мне дать ему нечего.
— Ладно, — соглашаюсь я и тоже сажусь. — Хорошо. Я отвратительно себя чувствую. Я не понимаю, что происходит, и мне страшно. Ясно?
Падаю обратно на матрас, кутаюсь в одеяло и поворачиваюсь к Габриелю спиной.
— Рейн…
Он дотрагивается до моего плеча, но, почувствовав, как я тут же каменею, убирает руку. Становится так тихо, что создается впечатление, будто Габриель вышел из комнаты, будто моя скрытность и нежелание отвечать на вопросы вызвали у него такое раздражение, что ему захотелось от меня уйти.
А потом я слышу, как он произносит очень тихо:
— Распорядитель Вон.
— Может быть, — признаю я. — Но совершенно не понимаю как.
Габриель снова прикасается к моему плечу и ложится позади меня.
— Я не допущу, чтобы он сделал с тобой что-то плохое, — обещает он.
— И как ты ему помешаешь? — откликаюсь я с неожиданной для меня самой горечью.
Он целует меня в затылок, и по спине словно бежит ток.
— Предоставь мне самому об этом побеспокоиться, — говорит он.
Подняв руку, он снова гасит свет.
Я лежу и пытаюсь заснуть. Неожиданно мне вспоминается обещание Габриеля, данное после того, как он оттащил от меня Грега: «Я больше никогда никому не позволю тебя тронуть».
Но если он прав и причина моей болезни — действительно Вон, то что тут можно поделать? Как Габриель сможет защитить меня от того, что уже внедрилось в мою плоть и кровь, что уничтожает меня изнутри?
Тем не менее, когда усталость затуманивает разум, я начинаю ощущать нечто, странно похожее на умиротворение.
«Не позволю, — пообещал Габриель, согревая меня своим теплом почти так же, как сейчас. — Больше никогда».
На следующее утро меня будит громкий звук удара. Я открываю глаза и сердито ворчу. Взгляд постепенно фокусируется на стопке книг. Голова у меня словно набита осколками стекла, и я бормочу еле-еле: