Лихорадка
Шрифт:
Она спустилась на лифте в лабораторию и увидела Энтони, сидевшего за рабочим столом в окружении ящиков со склянками.
— У меня есть образец крови мальчика, — сообщила она.
— Для анализа на наркотики?
— Да. Я сама заполню запрос.
— Бланки вон на той полке.
Она взяла формуляр и нахмурилась, прочитав в шапке: «Лаборатории Энсон».
— У нас что, новая лаборатория? Никогда прежде не видела этих бланков.
Энтони поднял взгляд от жужжавшей центрифуги.
— Мы начали работать с «Энсон» несколько недель назад. Больница
— Зачем?
— Думаю, все дело в расценках.
Она бегло просмотрела бланк и отметила пункт: «газовая хроматография / масс-спектрометрия; полный анализ на наркотики и токсины». В графе примечаний, в нижней части бланка, она записала: «Мальчик, четырнадцать лет, с очевидным наркотическим психозом и агрессией. Этот анализ исключительно для моих личных исследований. Результаты направить персонально мне». И поставила свою подпись.
Ной открыл дверь на стук и увидел в темноте Амелию. У нее на виске белела повязка, и было понятно, что улыбаться ей больно. При всех стараниях ей удалось лишь слегка приподнять уголки губ.
Ее неожиданный визит застал его врасплох, и он даже не мог сообразить, что сказать, поэтому просто глазел на нее, тупо, как крестьянин, который встретился лицом к лицу с королевской особой.
— Это тебе, — сказала она и протянула ему маленький сверток в коричневой бумаге. — Извини, не нашла красивой упаковки.
Он взял сверток, не отрывая взгляда от лица девочки.
— Ты в порядке?
— Да, вполне. Ты, наверное, слышал, что госпожа Горацио… — Она запнулась, сглатывая слезы.
Он кивнул.
— Мне мама сказала.
Амелия тронула повязку на своем лице. Он снова увидел, как блеснули в ее глазах слезы.
— Я видела твою маму. В неотложной помощи. Она была так добра ко мне… — Амелия обернулась в темноту, как будто проверяла, не следят ли за ней. — Мне пора…
— Тебя кто-нибудь привез сюда?
— Я пришла пешком.
— Пешком? В темноте?
— Здесь недалеко. Я живу на том берегу озера, прямо за пристанью. — Она отошла от двери, слегка тряхнув светлыми волосами. — Увидимся в школе.
— Постой, Амелия! — Он перевел взгляд на сверток, который держал в руке. — Зачем это?
— Это тебе в благодарность. За то, что ты сегодня сделал. — Она отступила еще на шаг, почти растворившись в темноте.
— Амелия!
— Да.
Ной молчал, не зная, что сказать. Тишину нарушал лишь шорох опавших листьев, ковром устилавших лужайку перед домом. Амелия стояла у самой кромки светового пятна, вырывавшегося из открытой двери, и бледный овал ее лица тонул в ночи.
— Может быть, ты зайдешь? — спросил он.
К его удивлению, она, казалось, задумалась над приглашением. Некоторое время поколебалась между светом и тенью, решая, уйти или остаться. Девочка снова оглянулась, словно испрашивая чьего-то разрешения. Потом кивнула.
Ной с ужасом подумал о том, какой беспорядок царит в гостиной. Мама побыла дома всего
Они уселись за стол, не глядя друг на друга, — представители разных биологических видов, пытающиеся найти общий язык.
Зазвонил телефон, и она подняла взгляд.
— Ты разве не возьмешь трубку?
— Не-а. Это опять какой-нибудь репортер. Они трезвонят весь вечер, с тех пор как я вернулся из школы.
Звонок принял автоответчик, и, как предсказывал Ной, женский голос проговорил:
— Это Дамарис Хорн из «Уикли информер». Я бы очень, очень хотела побеседовать с Ноем Эллиотом, если это возможно, о его удивительном героизме, проявленном сегодня в школе. Вся страна жаждет узнать об этом, Ной. Я остановилась в гостинице «Озерная» и могла бы предложить вам финансовую компенсацию за потраченное на интервью время, если вас это заинтересует…
— Она хочет заплатить тебе за беседу? — спросила Амелия.
— Бред, правда? Мама говорит, что именно поэтому не следует говорить с этой дамой.
— Но ведь люди хотят узнать об этом. О том, что ты сделал. «А что я сделал?»
Он пожал плечами, испытывая смущение от незаслуженной похвалы, и прежде всего от похвалы Амелии. Он молча вслушивался в монолог журналистки. Автоответчик пропищал после окончания записи, и на кухне снова воцарилась тишина.
— Теперь можешь открыть. Если хочешь, — предложила Амелия.
Он посмотрел на подарок. Предмет был завернут в обычную коричневую бумагу, однако Ной все равно вскрывал упаковку аккуратно, стараясь не порвать ее. Было бы невежливо драть бумагу на глазах у девушки. Он бережно отклеил скотч и развернул обертку.
Карманный нож не впечатлял ни размерами, ни внешним видом. Ной заметил царапины на рукоятке и догадался, что он уже не новый. Амелия дарила ему нож, которым уже кто-то пользовался.
— Ух ты! — сумел-таки выдавить он с некоторым энтузиазмом. — Какой хороший.
— Он принадлежал моему папе, — сказала она и тихо добавила: — Моему настоящему папе.
Ной поднял взгляд, когда до него дошел смысл ее слов.
— Джек — мой отчим. — Амелия произнесла последнее слово с заметным отвращением.
— Выходит, Джей-Ди и Эдди…
— Они мне не родные братья. Это дети Джека.
— Знаешь, а я, пожалуй, догадывался. Они совсем на тебя не похожи.
— Слава богу.
Ной рассмеялся.
— Да, я бы тоже не хотел такого родственного сходства.
— Мне не разрешают даже говорить о папе, потому что Джека это бесит. Он не выносит, когда ему напоминают о том, что до него у мамы кто-то был. Но я хочу, чтобы люди знали о моем отце. Я хочу, чтобы все знали, что Джек не имеет ко мне никакого отношения.