Лик Аполлона
Шрифт:
Разбойник, стоявший возле Джереми, вдруг страшно закричал и принялся неистово размахивать руками.
Трое насильников, которые измывались над несчастной девушкой по имени Фран, внезапно оставили свое грязное занятие — им вдруг понадобились все конечности для совсем другого дела. Бедная девушка скорчилась на полу и постаралась отползти в сторонку, пытаясь прикрыть наготу остатками изорванной одежды. Однако ее пчелы не тронули. Те рваные лохмотья, которыми она прикрывалась, вряд ли могли хоть сколько-нибудь помешать атакующим пчелам, — но ни единое насекомое не опустилось на нагую девушку, так что ей не было нужды защищать тело жалкими обрывками ткани.
Зато те трое разбойников, которые только что так рьяно надругались над девушкой, проявляли теперь
Крики и вопли изжаленных людей тонули в этом всепоглощающем гудении. Все прочие бандиты были примерно в таком же плачевном состоянии — каждому негодяю досталось сполна. Правда, некоторые схватились за оружие — но их мечи, боевые топоры и короткие копья мелькали в воздухе, не причиняя совершенно никакого вреда маленьким и вертким нападающим. Джереми заметил, что самые быстрые и подвижные разбойники время от времени ухитрялись изловить какое-нибудь насекомое одной рукой, а другой рукой иногда даже успевали его прихлопнуть — или отшвырнуть в сторону. Конечно, люди крайне редко умирают от укуса одной-единственной пчелы, хотя болезненное жало и тогда доставляет немало неприятных ощущений. Но совсем другое дело, когда тебя ужалит не одна, а, скажем, сразу три или четыре пчелы. Или десяток пчел. Или сотня. Из воспоминаний Аполлона Джереми как бы между делом узнал, что ужаленный десятью-двенадцатью такими вот пчелами взрослый человек почти наверняка обречен умереть.
До сих пор Джереми не ужалила ни одна пчела. И парень почему-то был совершенно уверен, что эта опасность не грозит ему и в дальнейшем. Поэтому он спокойно подтянул связанные руки к лицу и принялся сосредоточенно перегрызать веревку, стягивающую запястья. Джереми страшно устал, он растратил так много сил — и, как только все это закончится (судя по всему, ждать осталось уже недолго), ему надо будет хорошенько отдохнуть.
Гудение пчелиного роя звучало теперь как будто на одной ноте, оно больше не становилось громче.
Повсюду раздавались пронзительные крики ужаленных. И когда Джереми посмотрел на статую, возвышающуюся на постаменте в центре святилища, пареньку на миг показалось, что легкая улыбка на губах этого грубого, некрасивого, почти отвратительного изображения Аполлона вдруг сделалась шире. Какая-то пчела присела на поросшую лишайником голову статуи, но почти сразу же снова взмыла в воздух и улетела прочь. Джереми подумалось, что насекомое на мгновение задержалось у статуи как будто для того, чтобы передать послание — или просто засвидетельствовать почтение образу своего божества.
Глава 22
Все маленькие домики на улице выше и ниже площади, которые были вынуждены проглотить наглых бандитов, теперь изрыгали их
Девушка, которую звали Кати, спокойно вышла из общинного дома на площадь, подошла к Джереми и стала помогать ему освободиться от пут. Джереми с радостью принял ее помощь, хотя остальные пленники нуждались в этом не меньше, чем он, — а то и больше. На маленькой деревенской площади и вокруг святилища пчел уже практически совсем не было. Благодаря маленьким пальчикам Кати, тонким, но ловким и сильным, Джерри вскоре полностью освободился от стягивавших его веревок. — Ты только не бойся, — наставляла его Кати. — Если будешь держаться спокойно, они тебя не ужалят.
Голос девушки звучал на удивление ровно, несмотря на все те кошмары, которые ей совсем недавно довелось пережить. Она стояла совсем рядом с Джереми, почти вплотную, словно хотела заслонить его от опасности своим телом, и время от времени прижималась то к плечу, то к груди парня своими мягкими полными грудями.
Кати была высокой девушкой, почти такого же роста, как Джереми. Ее тело изобиловало роскошными, потрясающими изгибами и округлостями, — но совсем не такой формы, как у Карлотты. Густые волосы цвета меда в беспорядке разметались по плечам, на загорелом лице сверкали удивительные, неожиданно светлые серые глаза. — Что ты имел в виду, когда говорил, что спасешь меня? — спросила Кати. — Я просто пытался помочь. Старался поддержать тебя, успокоить…
Подошла еще одна деревенская девушка, принесла таз с водой. Кати вытащила откуда-то довольно чистый с виду кусок ткани, отодвинула в сторону полуоторванный лоскут на брюках Джереми и принялась смывать засохшую кровь со старой, но все еще не обработанной царапины, которую парень заработал, когда свалился вниз по каменистому склону. Это было тогда, когда за ним гонялся профессор Тамарак. Теперь Джереми казалось, что с тех пор прошел по меньшей мере год. — Я не боюсь, — ответил он на первый вопрос Кати. И он действительно не боялся. Однако он не был и спокоен, — ведь Кати была так близко… Признаться честно, Джереми внезапно охватило возбуждение — и неизвестно, до какой степени в этом было виновато вмешательство Аполлона в его личную жизнь. Однако у Солнечного бога была вполне определенная, легендарная репутация по этой части, в то время как сам Джереми Редторн считал, что всякие мысли о сексе сейчас совершенно неуместны, — вокруг еще не стихли крики и стоны раненых и умирающих, улицы были завалены страшно изуродованными трупами. Джерри подумал, что правильнее всего было бы вежливо сказать Кати, что он прекрасно справится сам, и попросить ее уйти — ведь не он один нуждается в помощи, немало других людей в деревне тоже пострадали от разбойного набега. Но парень боялся, что, если он так скажет, Кати может послушаться и действительно куда-нибудь уйти… Поэтому Джереми только закрыл глаза и позволил девушке продолжать то, чем она там занималась.
Тем временем прочие жители деревни восприняли налет крылатых спасителей по-разному. Некоторые поселяне убегали и прятались, набрасывали на себя всякую одежду и одеяла, отчаянно пытаясь хоть как-нибудь защититься от насекомых, — хотя это и было совершенно бесполезно и не нужно. Но многие жители деревни очень быстро сообразили, что пчелы им не угрожают. И все же далеко не сразу, медленно и постепенно, до запуганных поселян стало доходить, что все они отныне — в безопасности. Навсегда. — По-моему, ты тогда имел в виду еще кое-что, а не просто старался меня успокоить, — заметила Кати. — По-моему, ты тогда делал что-то, что действительно нам помогло. Или, по крайней мере, ты думал, что делаешь это.