Лик Архистратига
Шрифт:
— Ты говоришь про Алексея Николаевича? — поднял бровь Дима. — Так у этого написано много книг, не только «Буратино».
— Да, да. Я про него говорю.
— В общем-то, читал кое-что, — равнодушно ответил Дима. — Но знаю о нём не больше, чем все. В основном ту часть его жизни, когда он был уже придворным писателем. Специально не интересовался.
— А зря, — Наташа сомкнула руки в кулак. — Довольно любопытный человек. Он любил много путешествовать, когда был помоложе. И вот как-то из одного скитания по Индии, Тянь-Шаню и Тибету он привёз вроде бы сувенир, оказавшийся на деле совсем не сувениром.
— Что же здесь необычного? — искренне удивился Дмитрий. — Писатели из творческих путешествий постоянно привозят что-либо диковинное. А потом хвастаются друг перед другом в Центральном Доме Литераторов. Почему ты вспомнила какой-то сувенир?
— Именно после этого и началось его непредвиденное величие, — твёрдо сказала девушка. — Роман «Пётр Первый», написанный по заказу самого товарища Сталина — это, я считаю, откровенная заказная дешёвая работа, а сравни-ка «Буратино» с итальянским «Пинокио». Тебе не кажется, что эти сказки можно назвать братьями-близнецами? Но в России о «Пинокио» упоминать было неприлично, в смысле запрещено. Да и зачем, когда есть наш советский Буратино! Только именно «Пётр Первый» и позаимствованная сказочка принесли Толстому небывалую популярность и великодержавную советскую славу.
— Да у нас почти все литераторы писали и пишут то, что прикажут, — пожал Дима плечами. — Все, или почти все воруют друг у друга не только мысли, а даже целые главы, строчки, стихотворения. И кто первым выпустил в свет написанную книгу — тот и автор! Советские писатели — вор на воре!
— Тут другое, — в голосе Наташи звучала нетерпеливая и непреклонная убеждённость. — Много раньше Толстой написал талантливый роман «Хождение по мукам», однако он никем не был замечен. А после проходного «Петра Первого» Алексей Николаевич получает открытый счёт в банке! Не говоря уже про официальные премии, награды, субсидии.
В те времена это значило, что владелец открытого счёта может в нужное ему время снять наличными любую, пусть даже астрономическую сумму. Такого всемилостивого отношения не удостаивался никто из писателей кроме Горького, а были и поталантливее. Хотя, что я говорю! Разве можно талант измерять советскими рублями? Кстати, бездарный роман писателя ныне с подачи того же товарища Сталина превращён в часть истории Государства Российского. А ведь держава Петра Первого была совсем не такой, какой нам преподносят в романе.
— Из твоей женской логики, Наташенька, вылепляется удивительная вещь, — усмехнулся Дмитрий. — Выходит, что виной словотворчества служит сувенир, купленный Алексеем Николаевичем на каком-то тибетском или же индийском горном базаре?
— Именно!
— Очень любопытно, — хмыкнул психолог. — Что же это за ящик Пандоры такой? Или история об этом умалчивает?
— Нет, не умалчивает. И это пока не секрет, — Наташа непроизвольно сделала небольшую паузу. — Толстой привёз оттуда обыкновенную ритуальную маску. То есть, нет, что я говорю! Конечно же, необыкновенную! Даже не просто необыкновенную! В запасниках Гохрана, где она хранится поныне, и где работаю я, до сих пор творятся невообразимые вещи. Эта маска — настоящий Лик Архистратига тёмных сил, то есть проклятых аггелов, прикоснувшись к которому человек теряет энергию и смысл жизни! Говорят, сам Алексей Николаевич дал маске такое имя. И ещё: изображение этой маски было выбито в скале над входом в пещеру, в которую мы с тобой ездили сегодня.
Глава 3
По горной дороге, которую и дорогой-то можно было назвать с большой натяжкой из-за щебня, увальней, голышей и прочей каменной неразберихи размеренно шагали два человека. Один из них — европеец с довольно правильными чертами лица, одетый в толстовку, подпоясанную затейливым плетёным ремешком, прикрытую сверху видавшей виды распахнутой навстречу всем бурям штормовкой и парусиновые штаны, заправленные в яловые геологические сапоги с отворотами — мерил твёрдыми уверенными шагами лэм, [10] пробегающий по осклизлым камням и суглинку.
10
Лэм (тибет.) — дорога.
На горных отрогах мало что можно увидеть примечательного средь редкой поросли рододендрона и чахлой обдуваемой ветрами нагорной травы. Разнотравья в горных районах было больше, чем предостаточно и пахучие запахи трав носились по воздуху, гоняясь друг за другом, играя в догонялки, или же просто от нечего делать.
В этих местах другие заблудшие ароматы перебивал тягучий запах духмяной полыни. Может, это и не было никакой необычностью для спутника европейца, неспешно и невозмутимо измеряющего шагами горный лэм, только сам забредший в эти неприступные места турист чувствовал себя первооткрывателем и пионером, ступившим на неизвестное в Европе белое пятно планеты.
Собственно, рядом с европейцем шагал обыкновенный шерп [11] — китаец неопределённого возраста, на первый взгляд ничем не примечательный. Он, как и любой другой проводник, ходил в чёрной, доподлинно вылинявшей чубе. [12] Шерп вёл в поводу двух вьючных лошадей, иногда пощёлкивая языком. Так делают все проводники, и лошади на них не обижаются за странное, иногда бьющее по нервам пощёлкивание. Но везде свои законы, а у тибетских проводников они, вероятно, особенные.
11
Шерп (тибет.) — проводник.
12
Чуба (тибет.) — тибетский ватный нательный халат.
Пегие лошади также размеренно копытили лэм, ни о чём, кроме дороги не думая, лишь иногда прядая ушами, когда шерп на какое-то время замолкал и не издавал успокоительного языкового пощёлкивания. Может, именно в это время на животных набрасывались кусачие высокогорные мухи, стараясь цапнуть лошадок за вкусное ухо или потную холку.
В этих местах проезжая тропа была основательно заброшена, но всё ещё помнила следы многочисленных ног паломников, вьючных животных, колёс лёгких китайских повозок, вечно тащившихся туда и назад в гомпа [13] или дацан, как его ещё называли. Тибетские нагорья повидали много путешественников, странников, просто людей, и всё-таки европейцы здесь попадались нечасто.
13
Гомпа (тибет.) — ламаистский монастырь.
Китаец тронул своего спутника за рукав, пальцем показал на солнце, кубарем катившееся к графическим вершинам на западе и в очередной раз прищёлкнул языком. Видимо, это пощёлкивание у тибетских проводников было даже чем-то вроде особого наречия. В общем, для китайца и простого проводника принцип такого общения был более чем нормален, а путешественник пусть себе привыкает. Его на Тибет никто не звал.
Правда, в дзонге [14] говорили, что белый человек — лин-пош, посланец Далай-ламы. В общем-то, это только говорили, а истиной редко бывает обронённое впопыхах слово. Тем не менее, Ранг-ду согласился проводить посланца в заброшенный гомпа. Кто знает, может быть, услуга, оказанная лин-пошу, станет для китайца важнее, чем вся его прожитая жизнь.
14
Дзонг (тибет.) — горное поселение, зачастую игравшее роль крепости.