Линни: Во имя любви
Шрифт:
Мэг неожиданно встала, заставив мальчика с опахалом отпрыгнуть в сторону и уступить ей дорогу. Она подошла к одному из ящиков с цветами, чтобы отщипнуть увядшее соцветие.
— В любом случае я жду не дождусь, когда наконец можно будет уехать подальше от города, с его чопорностью и чересчур навязчивой любезностью. Мне они кажутся невыносимыми. В сельской местности отношения не настолько официальны.
Она окинула меня изучающим взглядом.
— Должна ли я опасаться, что вы расскажете кому-нибудь о моих крамольных взглядах?
Несмотря на серьезность вопроса, я видела, что Мэг надеется найти во мне союзника.
— Ну конечно же нет, — ответила я. — Но я так надеюсь, что вы
— Думаю, я останусь здесь еще на две недели.
Она продолжала смотреть мне в глаза, и я почувствовала укол прежнего страха. Я давно перестала волноваться по поводу того, что Фейт может раскрыть мою тайну, — несмотря на то что она действительно уделяла мне много внимания, она не ставила перед собой цели узнать меня поближе. Я догадывалась, что просто отражаю ее мысли и чувства — мой внутренний мир ее не интересовал. Конечно, это было в моих интересах, но с другими людьми я постоянно была начеку, боясь выдать себя грубым словом или незнанием манер.
В глазах Мэг светилась проницательность, которая меня напугала.
— Расскажите мне о себе, мисс Линни Смолпис, — вдруг попросила она. — Мне хотелось бы узнать, где вы побывали и что видели. Вы производите впечатление особы, которая знает больше, чем говорит, в отличие от большинства людей, которые много рассуждают о вещах, в которых ничего не смыслят.
Я была не в состоянии придумать подходящий ответ. Мои ладони вспотели. Я спрятала их в складках своего муарового шелкового платья.
— Простите, я чем-то вас обидела? — спросила Мэг. — Мои тетя, дядя, кузены — как и мой муж — привыкли к моей прямолинейности. Они не только терпят мое вольномыслие, но, по-моему, им это даже нравится. Я порой забываю, что нахожусь в благовоспитанном обществе.
В благовоспитанном обществе… Молодая миссис Листон извиняется передо мной за то, что могла показаться мне грубой. Ситуация показалась мне довольно комичной, и я бы получила от нее большое удовольствие, если бы не была так напугана.
— Нет, что вы, я не обижаюсь, — сказала я. — Я просто… испытываю неловкость, рассказывая о себе.
— Ну конечно, вам неловко. Большинство благовоспитанных молодых леди именно так себя и чувствуют. Пожалуйста, не обращайте внимания на меня и на мою неуместную фамильярность. Еще раз прошу прощения. — Она улыбнулась.
— В этом нет необходимости, — улыбнулась я в ответ, почувствовав прилив благодарности.
Попросив у меня прощения и позволив мне простить ее, миссис Листон лишь укрепила мое доброжелательное отношение к ней.
Глава восемнадцатая
Итак, мы с головой окунулись в светскую жизнь. Мы посещали обед за обедом — у разных хозяек они все проходили одинаково. Ровно в восемь часов мы собирались в гостиной, где меня, Фейт и других незамужних леди с корабля — я отказывалась употреблять выражение «девушек, ловящих последний шанс» — представляли холостым джентльменам. Затем тянулись вежливые разговоры, которые казались мне утомительными, потому что мне все время приходилось быть начеку. Необходимость каждый вечер рассказывать одну и ту же вымышленную историю, вежливо улыбаться в ответ на одни и те же любезности и изображать интерес, выслушивая рассказы мужчин о себе, приводила меня в отчаяние. Это была утомительная игра, в которую мне все время приходилось играть.
Когда я, держа бокал вспотевшей под перчаткой рукой, чувствовала, что сейчас взвою, если придется остаться здесь еще на пару минут, за нами приходил посыльный и приглашал всех в столовую. Мы заходили туда, строго придерживаясь очередности, определявшейся
На многих званых обедах возле каждого стула ждал слуга, каждому приглашенному полагались столовый прибор, бокал для шампанского с серебряной крышечкой, чтобы туда не падали насекомые, и мисочка для ополаскивания пальцев, в которой плавал душистый цветок. Расположению гостей уделялось особое внимание: самые уважаемые джентльмены садились по правую руку от хозяйки дома, а самые уважаемые дамы — по правую руку от хозяина. Уотертоуны, как оказалось, занимали довольно высокое положение в обществе, в то время как Мэг, которая редко присоединялась к нам, была на более низкой ступени социальной лестницы. Но в самом низу оказались мы с Фейт — у нас не было мужей, занимающих высокий пост. Гостям подавали одну и ту же английскую еду: суп, за которым следовали рыба, мясо, тушеные овощи, а затем десерт. Первую неделю мне казалось, что люди здесь тоже все одинаковые, как сервировка стола и меню, — джентльмены в вываренных белоснежных рубашках и фраках, женщины в перьях, длинных перчатках и платьях, сшитых по одному фасону и, видимо, у одних и тех же дарзи, что объяснялось ограниченным количеством образцов для подражания.
Признаю, временами я мысленно возвращалась в шумную, переполненную людьми харчевню, где я с другими девушками с Парадайз-стрит съела немало жареных пирожков. Там истории рассказывались непринужденно, смех был искренним, а друзья — верными. Я поняла, что никто из людей, сидящих в гостиной, никогда не знал той свободы, которую мне довелось испытать.
По окончании обеда джентльменам наливали вино и мадеру, а леди в это время собирались в гостиной за ликером или наливкой и ждали, когда к ним присоединятся мужчины. Порою здесь играли на пианино, которое всегда оказывалось расстроенным. Наконец дама, занимающая самое уважаемое положение в обществе, вставала со своего места, давая понять, что всем пора расходиться. Кажется, никто не смел уходить раньше ее молчаливого разрешения.
Кроме званых обедов мы ходили на чайные вечеринки, танцевальные вечера и вечерние игры в карты, которые часто устраивались в домах на улицах Гарден-Рич, Чоурингхи и Алипур.
Мне было трудно поддерживать бесконечные светские беседы. Приходилось прилагать усилия, чтобы моя речь — правильная и с такой же интонацией, как у Шейкера или у Фейт (я начала так говорить, работая в библиотеке), — звучала естественно. Меня утомляла необходимость постоянно проявлять притворный интерес, казаться застенчивой и в то же время веселой. Я никогда не чувствовала себя непринужденно в этих гостиных: я всегда играла роль, постоянно была актрисой на сцене. Только вот пьеса никогда не заканчивалась, до тех пор пока я не оказывалась в своей комнате в доме Уотертоунов. Но и тогда мне не удавалось побыть в одиночестве. Там всегда находились слуги — дарзи, подметальщик, полировщик, мальчик, отгоняющий мух, айя и слуга, дергающий за веревку панкха.
Приехав в Индию, я все время ждала, когда же наконец смогу увидеть страну. Мне не разрешали выходить куда-либо без сопровождения миссис Уотертоун и Фейт, хотя Мэг могла проводить время с другими замужними женщинами. Единственным местом, куда мы выбирались (кроме вечеринок в других домах, ничем не отличавшихся от дома Уотертоунов), был майдан в центре Калькутты. Конечно, пока мы ехали туда, занавески паланкина были плотно задернуты. Когда мы отправились туда в первый раз, я выглянула наружу и увидела разбегающиеся во всех направлениях от главной дороги зловонные переулки и искореженные улочки — словно переплетающиеся кишки в утробе Калькутты.