Линни: Во имя любви
Шрифт:
Фейт издала звук, который в равной степени можно было расценить и как согласие, и как протест. Мне захотелось ее встряхнуть. Почему она молчала? У нее всегда было множество мыслей по любому поводу — порою я даже думала, что их слишком много. Иногда мне казалось, что Фейт оставила часть своей души в Ливерпуле. Возможно, она решила, что уж если прежняя Фейт не смогла получить предложения руки и сердца, то теперь ей следует вжиться в новую, более традиционную роль, благодаря которой у нее будет больше шансов добиться успеха. Меня так и подмывало расспросить ее об этом.
— О, дорогие мои, — проговорила
Она встала, и мы были вынуждены подняться и последовать за ней. Мистер Уотертоун извинился и ушел курить в бильярдную, а разговор — настойчиво направляемый миссис Уотертоун в другое русло — перешел на обсуждение погоды и ее влияния на цветы.
— И все эти прелестные флоксы и настурции погибнут с первым же дуновением горячего ветра! — восклицала она.
Я видела, что грудь Мэг поднималась и опускалась слишком часто, хотя она неподвижно сидела на краю стула, не вступая в разговор и даже не обращая внимания на попытки миссис Уотертоун завязать беседу. Наконец Мэг встала, извинилась и вышла в сад. Я смотрела, как за нею направился мали с легким стулом, на случай если ей захочется присесть. Она нетерпеливо от него отмахнулась. Он поставил стул и сел рядом с ним на корточки, не спуская с Мэг глаз, словно надеялся, что она передумает и воспользуется его услугами.
Когда она отошла слишком далеко, чтобы нас услышать, миссис Уотертоун покачала головой.
— Удивляюсь, как муж с ней справляется. Она слишком выставляет напоказ свою образованность. А это нежелательная черта для леди. Совершенно нежелательная.
Я посмотрела на Фейт, которая рассеянно теребила полоску ротанга, выбившуюся из плетеного подлокотника ее стула. В платье из бледно-розового батиста и в такого же цвета розовых сатиновых домашних туфлях она казалась очень милой, но апатичной.
В конце недели приехал муж Мэг. Он оказался симпатичным молодым человеком с черной повязкой на левом глазу, которая только добавляла ему экстравагантной привлекательности. Они с Мэг уехали, занятые разговорами о предстоящих приключениях. Махая им на прощание, я знала, что буду скучать. Я завидовала Мэг: несомненно, в Индии были и другие англичанки, которые не желали идти на поводу у большинства, но, судя по всему, их было совсем немного.
Мы прожили в этой стране уже целый месяц, а мне все еще не удалось узнать хоть что-то о настоящей Индии. Моя жизнь здесь ничем не отличалась от жизни в Англии: мы ели английскую пищу, слышали только английскую речь, видели только то, на что нам разрешали смотреть. Я знала, что Индия понравилась бы мне, и уже начала впадать в отчаяние: когда и при каких обстоятельствах я смогу увидеть Калькутту и вообще страну? В Калькутте я чувствовала себя пленницей, как некогда в Ливерпуле, а затем в Эвертоне. С каждым днем это беспокоящее меня чувство только усиливалось.
Незадолго до отъезда Мэг я спросила ее, было ли ей трудно дожидаться здесь своего мужа, жить такой спокойной, скучной жизнью в доме Уотертоунов, не имея возможности начать свою собственную жизнь. Настоящую жизнь, как когда-то давно выразилась Китаянка Салли из Ливерпуля. Я думала,
— Жизнь в Индии научила меня терпению, — ответила она мне. — Порою мне помогала пословица народа пушту: «Терпение горько, но оно приносит сладкие плоды».
Теперь я повторяла эти слова много раз на день.
Фейт, кажется, не нуждалась в пословицах. Ее вполне удовлетворяли неторопливые поездки на майдан, составление меню вместе с миссис Уотертоун, сочинение ответов на приглашения и прогулки по саду. Ну и, конечно, посещение бесконечных светских раутов. Она оказалась права — на каждую женщину здесь действительно приходилось по трое мужчин.
Я все больше задумывалась о поведении Фейт. Сначала я думала, что она просто устала за время долгого путешествия и через некоторое время сможет прийти в себя. Но шли недели, и мне стало понятно, что здесь, в Калькутте, Фейт решила поставить себя в тесные рамки приличий, которые она все время нарушала, пока жила в Ливерпуле. Она резко оборвала меня, когда я усомнилась в том, что она полностью согласна с фривольной и пустой жизнью на Гарден-Рич.
— Линни, в Индию никто не едет просто так, без определенной цели, — произнесла она. — Светская жизнь здесь занимает очень важное место.
Фейт откинула назад прядь волос, выбившуюся из прически.
— Я не вынесу позора, если вернусь домой без мужа, как говорят, «без улова».
И она старалась изо всех сил. До меня часто доносился ее веселый смех, но только я могла уловить в нем нотку отчаяния. Обычно Фейт всегда была окружена мужским вниманием. После каждой вечеринки, когда мы возвращались домой, она приходила ко мне в комнату, садилась на мою кровать и рассказывала мне о каждом мужчине, с которым познакомилась, и обо всем, что они ей говорили. Больше всего Фейт нравился стеснительный смуглый мужчина, мистер Сноу, — или Чарлз, как она мне доверительно сообщила, — который почти не говорил, но, кажется, был очарован ее щебетом и ярким цветом ее волос.
Мне же толпы оценивающе разглядывающих меня молодых людей казались утомительными, и мне не нравился ни один из них. Я пыталась заинтересоваться хоть кем-нибудь, но моментально находила в нем кучу недостатков. Некоторые из мужчин были суровыми и педантичными, но большинство — самовлюбленными и тщеславными. Они самоуверенно прохаживались неподалеку, напоминая мне расфуфыренных павлинов на лужайке.
Быть может, так случалось, потому что я, в отличие от других находившихся здесь молодых леди, слишком хорошо знала мужчин?
За неделю до Рождества на одной из вечеринок я встретила Сомерса Инграма.
Он был высоким и довольно привлекательным — с густыми волнистыми темными волосами и тщательно подстриженными усиками. У него были темно-карие глаза и правильные черты лица — орлиный нос, немного пухлые губы и волевой подбородок. Кожа его лица была загорелой. Когда нас представляли друг другу, он склонился над моей рукой, задержал ее на мгновение дольше, чем того требовали приличия, и медленно мне улыбнулся. Я хорошо знала такой тип мужчин, но, возможно, за его широкой улыбкой и безупречной внешностью скрывалось что-то еще, тщательно сдерживаемое. Я улыбнулась в ответ, заверив его, что очень рада знакомству.