Линни: Во имя любви
Шрифт:
Чарлз рассмеялся как мальчишка, но затем заметил синяк у меня на подбородке. Он ничего не сказал, только обнял Фейт. Я наклонилась и занялась поводком Нила, однако сама тайком наблюдала за тем, как Чарлз целовал Фейт на прощание. Он нежно прикоснулся к ее губам, а затем прильнул лицом к ее шее, словно хотел напоследок еще раз ощутить ее запах. Фейт обхватила его руками, и они стояли, не обращая внимания на окружающих. Мне стало понятно, как сильно они любят друг друга. Я почувствовала короткий укол сожаления, вспомнив о своем прощании с Сомерсом.
Сегодня рано утром, прежде чем уйти на работу, он заглянул ко мне в комнату. Я еще лежала в кровати. Сомерс встал у двери, делая вид, что застегивает жилет.
— Ну, — сказал он наконец, — удачного путешествия.
—
— Тогда удачи.
— Удачи, — эхом откликнулась я, и он ушел.
Сейчас, стоя на скользком берегу Хугли и слушая выкрики грузчиков, я сделала глубокий вдох, а затем медленно выдохнула, прогоняя из головы образ Сомерса. Меня не будет дома пять месяцев — по месяцу на путешествие туда и обратно и три месяца в Симле. Я чувствовала такое же волнение, как и в день прибытия в Калькутту. Теперь у меня действительно появится возможность открыть для себя Индию, которую мне так хотелось узнать.
Первые несколько дней, если берег не зарос моондж — высокой жесткой травой в два человеческих роста, я часто просила барочников подогнать баржу ближе к берегу, чтобы я могла спрыгнуть с нее и немного пройтись пешком. Рядом со мной радостно резвился Нил, хотя мне и приходилось держать его на поводке, после того как он чуть не убежал, погнавшись за каким-то грызуном. Я предлагала Фейт прогуляться со мной, но она предпочитала сидеть на небольшом плетеном стуле, привязанном к барже, и смотреть на воду. Она все больше и больше замыкалась в себе, и я отчаянно хотела вернуть прежнюю Фейт. Она была моим единственным другом, и, несмотря на то что я скрывала от нее свое прошлое, это даже каким-то странным образом еще больше нас сближало. Фейт всегда верила мне — в то, что я была той, за кого себя выдавала, — и кем действительно стала, — и ее вера наполняла меня незнакомой прежде гордостью. Я не могла представить свою жизнь без Фейт: когда-то она служила мне якорем, а теперь я сама удерживала ее от падения во тьму. Я решила, что время, проведенное в зеленой Симле, развеет ее печаль. Симла, несомненно, напомнит ей дом, и, быть может, я снова узнаю в Фейт ту жизнерадостную девушку, встреченную когда-то давно на лекции о бабочках.
Мы вышли из вод Хугли, и теперь наше путешествие продолжалось через дельту Ганга и огромный, изобилующий болотами лес Сандербанс, название которого, как мне сказал один из барочников, означало «прекрасный лес». Река теперь пахла иначе — землей. Время от времени, когда мы проплывали мимо невидимой деревни, ветер доносил до нас запах паленого навоза. Я продолжала выбираться на берег при каждой возможности, но однажды миссис Партридж заметила бамбуковую палку с привязанной к ней веткой, воткнутую в топкую землю.
— Ты! Ты! — завопила она, указывая пальцем на мужчину, стоявшего с шестом на носу баржи.
Он был здесь главным и умел немного говорить по-английски. Мужчина повернулся к ней, и миссис Партридж показала на бамбуковую палку.
— Что это такое?
Мужчина посмотрел на нее.
— О, леди-саиб, это просто знак.
— Какой еще знак?
— Другие люди предупреждают нас, что в этом месте тигр унес человека себе на обед, — беззаботно ответил он.
— Остановите баржу! — проревела миссис Партридж.
Я улыбнулась Фейт и закатила глаза.
— Мне жаль, леди-саиб, но мы не можем остановиться. Иначе нас ударит баржа, идущая следом за нами. Мы должны все время плыть вперед.
— Миссис Инграм! — закричала миссис Партридж, выкатив глаза. — Немедленно возвращайтесь обратно!
Ее вопль потревожил и согнал с дерева отдыхающую там большую стаю летучих мышей, которые, хлопая крыльями, устремились восвояси.
Я взяла на руки Нила, подбежала к реке и запрыгнула на баржу.
— Миссис Партридж, судя по всему, эта палка находится там уже несколько месяцев. Я уверена, что мы в безопасности, — сказала я.
— Вы больше и шагу не ступите с этой баржи, — отрезала миссис Партридж. — О чем я только думала? В Сандербансе водится королевский бенгальский тигр. Я не позволю вам стать добычей дикого зверя, пока вы находитесь под моим надзором.
—
— Миссис Инграм, — произнесла миссис Партридж, выпятив грудь, — я здесь старшая, и на мне лежит ответственность за безопасность путешествия. Вам, молодым женщинам, недавно оказавшимся в Индии, порою нелегко осознать, что поведение, привычное в Англии, здесь недопустимо. Вы останетесь на барже, о прогулках не может быть и речи. И, миссис Инграм, прикройте лицо козырьком от солнца. У вас покраснел нос.
Мы продолжали наше путешествие, направляясь вниз по извилистому Гангу. Я наблюдала, как барочники часами без устали грациозно отталкивались шестами от дна. Когда на нашем пути встречались деревни и небольшие города, река на короткое время превращалась в оживленную дорогу, по которой сновали баржи и лодки, всегда переполненные мужчинами и мальчишками. Когда селения оставались позади, мы проплывали мимо небольших заболоченных полей риса, на которых женщины в подоткнутых до бедер сари окучивали неуклюжими мотыгами каждое растение. Встречались поля побольше, с желтой горчицей и высоким, разросшимся джутом. Здесь коричневая река была совсем безлюдной. Иногда я видела заостренную голову старой черепахи или тупоносую морду магера — крокодила, следящего за нами полуприкрытыми глазами. Но б'ольшую часть времени неподвижную поверхность реки тревожили только пузырьки, испускаемые какими-то подводными созданиями, и неожиданно появляющиеся жуки-водомерки.
Фейт время от времени читала, но ни разу не достала свой альбом для зарисовок. Однажды днем, когда миссис Партридж спала в постройке в задней части лодки, а мы с Фейт сидели в креслах, моя подруга заговорила со мной:
— Линни, когда у тебя будет ребенок? Вы с Сомерсом женаты уже больше года.
Я наклонилась, чтобы почесать Нила за ухом.
— Я не знаю.
— Разве ты не ждешь этого с нетерпением?
Я подумала о детях англичан — тех, кто выжил, несмотря на трудные роды, жару и болезни. Почти все они были бледными и апатичными. Посещая уроки поло и верховой езды и учась отдавать приказы своим айям, они всегда были одеты как взрослые и носили крошечные пробковые шлемы. Как сообщила мне Мэг Листон вскоре после нашего приезда в Калькутту, в Индии не было детей старше шести лет. Я вспомнила многочисленные маленькие могилы на кладбище при церкви Святого Иоанна. Я вспомнила о моей крошке Фрэнсис, покоящейся под падубом. Я знала, что, приняв предложение Сомерса о замужестве, я тем самым лишила себя возможности еще когда-нибудь ощутить, как во мне растет ребенок.
— Линни, ты хочешь родить ребенка? — спросила Фейт, когда я не ответила.
— Полагаю, что все в руках судьбы, — ответила я, обрадовавшись тому, что за поворотом реки показалось селение и у меня появилась возможность сменить тему разговора.
В конце каждого дня, когда мы останавливались на ночь и баржи вставали на якорь, барочники выстраивались в очередь перед миссис Партридж, и она вкладывала в загрубевшие руки каждого из мужчин обещанное количество рупий. Затем они спрыгивали с плоскодонки и отправлялись на баржу к слугам, где им выдавали по деревянной чашке риса, приправленного карри, чаппати [28] и миску с фруктами. Если мы делали остановку вдали от поселений, барочники просто ложились спать на открытой палубе, отпугивая москитов с помощью дымящихся жаровен. Для нашей безопасности несколько човкидаров дежурили ночью, сменяя друг друга и не спуская глаз с нашей «флотилии». Если же мы устраивали привал недалеко от города после еды, некоторые из мужчин тихо исчезали. На следующее утро я замечала, что, несмотря на то что количество барочников оставалось неизменным, сами они, кроме главного човкидара, постоянно менялись.
28
Чаппати — тонкие лепешки из пресного теста, заменяющие индусам хлеб.(Примеч.перев.)