Лиорн
Шрифт:
Д'нилла сделала небольшой глоток из своей чашки, прикрыв глаза, словно переживая нечто превосходящее доступные обычному человеку удовольствия, проглотила, поставила чашку на блюдце, а блюдце на стол, после чего сказала:
— Вам и правда нужно остановиться.
Каола предпочитала находиться у себя дома среди своих людей, где она могла бы сама направлять подобные разговоры. Пока же она ничего не ответила, ибо единственное, что могла бы ответить, так это «в каком смысле остановиться», на что последовало
— С тем делом насчет выходца с Востока, — добавила Д'нилла чуть погодя.
Каола моргнула.
— «С тем делом насчет выходца с Востока»? Вы знаете, что он сделал с моей сестрой. И знаете, сколько денег мы получим, если все это сработает.
И знаете, что это моя операция, в которую вы, согласно всем правилам, вмешиваться не имеетк права. И надо ли мне упоминать, что именно вы первой предложили…
— Я помню, да. Но обстоятельства изменились.
— За три дня?
— Да. Все это куда больше, чем вы думаете, Каола.
Каола осознала, что у нее падает челюсть, и поспешила закрыть рот.
— Больше? Больше, чем уничтожить до основания всю Правую Руку и заполучить совершенно неисчислимые потоки денег?
— Да.
— Д'нилла, мы о чем вообще говорим?
— О союзе.
— С кем?
— Скорее, пожалуй, «с чем».
— Хорошо. С чем?
Д'нилла чуть помолчала.
— У вас есть выбор из нескольких вариантов, Каола. Первый — вы делаете как я скажу, и мы больше к этому не возвращаемся.
— Этот меня не интересует. Продолжайте.
— Второй — вы просто восстаете против меня, напирая на правила и соглашения, и тогда посмотрим, что у вам получится.
— Это угроза, Д'нилла?
— Третий же вариант — получить объяснение, почему это столь важно.
— Да, я бы хотела…
— Но для него потребуется змеиный обет.
Каола на мгновение потеряла дар речи, прежде чем выдавить:
— Это что, не сказка?
— Именно.
— Я всегда думала…
— Знаю. Но — да, он существует, и если вы хотите в это влезть, вам придется принести такой обет.
— В чем он состоит? Сказки я слышала, а на самом деле как?
— Мы возьмем немного вашей крови и скормим ее пятнистому древесному аспиду, а вы произнесете обет, пока он ее пьет.
— Так эта часть, значит, правда.
— Да. И если вы нарушите обед, яд аспида смешается с кровью в ваших артериях, и тогда вы умрете, вопя от боли. По крайней мере, так мне рассказывали; вживую ни разу не видела.
— Не слишком приятно звучит. Если я принесу обет, вы объясните, почему вдруг так важно, чтобы этот выходец с Востока остался в живых.
— Да.
— Пожалуй, я предпочту второй вариант. Тот, где я восстану против вас, и посмотрим, что у меня получится.
Д'нилла поудобнее села
— Признаюсь, не такого ответа я ожидала.
Каола поставила свой чай на столик в молчаливом ожидании.
— Вы в моем доме, знаете ли. Вы понимаете, на что я способна. В особенности здесь, где мне достаточно пальцем пошевелить.
— Да. А еще я у вас в гостях. И вы налили мне чаю.
— Старинный обычай, и слишком ненадежный, чтобы ставить на кон собственную жизнь.
— Он убил мою сестру. Он забрал ее душу.
— Знаю.
— Я этого так не оставлю.
— У меня в голове очень четкая картина, как все это рухнет. Опасный признак, полагаю. Что ж, хорошо. Спасибо, что уделили мне время и навестили меня.
Каола дрожала, когда дверь за ней закрылась.
На ходу она чувствовала, как открываются врата, и активно потянула силу сквозь Державу; Д'нилла пусть развлекается намеками, сама же она всегда предпочитала решать вопросы напрямую, если нет причин поступать иначе.
Оказавшись на улице, Каола развернулась лицом к дому.
— Ко мне.
И «сейчас» стало эхом, шепотом, мыслью, когда состоялся удар. Она была готова, ожидала этого, и помощь была уже в пути, и все же…
Она подняла руки и расширила пределы, и…
Плоская молния, слишком яркая, чтобы на нее смотреть, бъет с невероятной скоростью, и Она разбивается на части, каждая часть — уголек, каждый уголек отдает крохотную искорку свечения безразличному городу и умирает еще до того, как этот свет достигнет цели, и Перерождается, ибо все это лишь послушный воле образ, бъет в дом, который словно смеется над жалкими и бесплодными потугами, впитывая и преобразуя…
Копья кружат, катятся кубарем кровожадные колючки…
Вихри воют, вертятся вечной вуалью воли…
Где — то там лопается стекло, и этот звук разделяет, становится частью…
Грозный гром грохочет, гневно, гулко, гадко…
Огонь, лед и пар открыто на улочке старой Адриланки — которая, будем откровенны, видывала и не такое, — и всесокрушающее ощущение давления, тяжести, которая призвана сокрушить, сдавить, преображается в столкновение воли на миг, на минуту, навечно… и — Все!
Давление ушло. Удар нанесен. Оглушенное: стоп, я что, живая?
Шесть волшебниц в цветах джарегов стояли неровным кругом перед скромным маленьким домиком Д'ниллы с поднятыми руками, только что отразив атаку, а Каола переводила дух, безумно удивленная, что все — таки осталась в живых, даже при том, что готовилась именно к этому исходу.
Дверь открылась, на пороге появилась Д'нилла, ее платье свободно развевалось на ветру, что нынче прилетел с моря — океана и не содержал в себе ничего магического сверх той магии, которую скрывают вечно беспокойные морские воды.