Лирика Древнего Рима
Шрифт:
В первые ночи, совсем не на подарки польстясь.
Третий без малого год с той далекой поры протекает,
Мы же и дюжины слов не перемолвили с ней.
Страсть же к тебе поглотила меня: под нежное иго
10 Женщина после тебя шею не гнула мою.
Дирка смотрела в сердцах, грехом раздраженная явным,
Как с Антиопою Лик, с дочкой Никтея, лежал.518
Ах, сколько раз ей рвала царица прелестные кудри,
Била жестокой рукой нежные
15 Ах, сколько раз утомляла рабу непосильным уроком,
Да и на голой земле спать заставляла ее!
Часто ее она жить заставляла во тьме, в нечистотах,
Часто лишала ее даже загнившей воды.
Иль никогда не придешь Антиопе на помощь, Юпитер,
20 В стольких страданиях? Цепь руки ей стерла давно!
Если ты бог, то любимой твоей быть рабыней зазорно.
Коль не тебя, то кого ж звать Антиопе в цепях?
Все же, оставшись одна и собрав последние силы,
Плача, она сорвала царских наручников гнет.
25 Робкой стопою затем взбежала на холм Киферона;
Полночь была, и мороз голое ложе сковал.
Часто тревожил ее Асопа519 текучего ропот:
Чудилось, что за собой слышит хозяйки шаги.
Зет оказался жесток, Амфиона же тронули слезы
30 Матери, все же открыть хлев перед ней он не мог.
Как в ту минуту, когда затихает волнение моря,
С Нотом противным в борьбу Эвр не желает вступать
И на немом берегу все тише песка шелестенье, —
Так, на колени склонясь, на землю пала жена.
35 Позднее чувство пришло: сыновья заблужденье признали.
Старец, достойный пестун Зевсовых малых детей,
Мать ты вернул сыновьям; сыновья же затем привязали
Дирку под морду быка, чтобы размыкать в пыли.
Мощь Громовержца познай, Антиопа: тебе в прославленье
40 Дирку влекут, чтоб она в тысяче мест умерла.
Пастбище Зета — в крови, и сам Амфион-победитель
Громко пеаны воспел на Аракинтской скале.520
Ты же терзать перестань неповинную эту Ликинну:
Право, не может никак остановиться ваш гнев!
45 Да не встревожат твой слух обо мне никакие рассказы:
Даже на смертном одре буду любить лишь тебя.
Полночь — и вот получил от моей госпожи я посланье:
Мне повелела она тотчас же в Тибур прибыть,
Где воздымают свои белоснежные главы две башни
И Аниена струя льется в большой водоем.
5 Как же тут быть? Довериться
И за себя трепетать перед злодейской рукой?
Если ж не выполню я из страха ее повеленье,
Будут мне слезы ее злее ночного врага.
Я согрешил только раз — и на год изгнанью подвержен:
10 Были руки ее немилосердны ко мне.
Но не посмеет никто посягнуть на святость влюбленных:
Мимо Скирона521 — и то могут открыто идти.
Каждый любовник гулять да дерзнет и по скифским пределам.
Варвар не будет так дик, чтобы его погубить.
15 Путь озаряет луна, под звездами видны ухабы,
Сам же Амур впереди факел горящий несет.
Рассвирепевшие псы остаются с разинутой пастью,
Племени любящих путь вечно повсюду открыт.
Кто, нечестивый, себя запятнает любовника кровью
20 Скудной? Отвергнутый друг тоже Венерой храним.
Если б решенье мое привело меня даже к кончине,
Вознагражденье вполне мне окупило бы смерть.
Мазей любимая мне принесет, венками украсит
Холм и сядет сама хладный мой пепел стеречь.
25 Боги да сделают так, чтобы кости мои не лежали
Там, где вечной ходьбой чернь пролагает стезю.
Чернь оскверняет, увы, после смерти могилы влюбленных:
Пусть меня в роще глухой скроют деревья листвой.
Или засыплют мой прах пески безвестных прибрежий.
30 Радости нет — начертать имя на торной тропе.
Ныне покорно, о Вакх, к твоим алтарям припадаю:
Сердце смирив мне, пошли ветер попутный, отец!
Можешь всегда укротить ты гордыню безумной Венеры,
И от печалей дано нам исцеленье в вине.
5 Ты сочетаешь сердца и ты разлучаешь влюбленных:
Смой же злосчастный недуг, Вакх, с этой скорбной души!
Что многоопытен ты, про то говорит Ариадна
Звездами, в горнюю высь въехав на рысях твоих.
Жар, что в костях у меня огнем стародавним пылает,
10 Сила вина твоего или же смерть исцелит.
Трезвая полночь всегда томит одиноких влюбленных:
Или надежда иль страх душу им кружит впотьмах.
Если твоими, о Вакх, дарами рожденная дрема,
Разгорячив мне чело, кости пронижет мои, —
15 Лозы я сам посажу и холмы обсажу по порядку,
Буду кусты охранять, чтоб не обгрызло зверье.
Только бы кадки мои багряным пенились суслом,