Лиса в курятнике
Шрифт:
Однако затрубили трубы, золоченые двери распахнулись, пропуская Ее императорское Величество.
– Кто-то хочет нарушить правильность мира, - голос Снежки был едва слышен.
– А у меня от этого голова болит.
Его императорское Высочество спустились в подземелья.
Не в те, которые были знакомы и дворцовой челяди, почитай, обжиты, заполнены, что винными бочками, что копчениями, что иным каким хламом, который люди полагали нужным. И даже не в те, что находилась под опекою особого ведомства,
Лешек потянул воздух, сыроватый, отчего-то пропахший колбасами и еще копченою рыбой, но все равно затхлый, гниловатый.
Остановился.
Сила позвала. Она, древняя, пропитавшая стены дворца, волновалась. И это волнение Лешек ощутил наверху. Оно мешало сосредоточиться на делах нынешних, заставляя прислушиваться к себе и к этой самой силе.
Что-то было не так.
Крепко не так.
Но где?
– Показывай, - велел Лешек, приложивши ладонь к скале. Поморщился лишь, когда отозвалась она тяжелым гулом да и куснула за руку. Кровь вошла в камень и камнем же стала.
А он...
Он теперь видел эти подземелья. Версты коридоров, перепутанных, перевитых. Каверны пещер. Подземные озера и серые глыбины льда, лежавшие там, верно, от сотворения мира.
Лед Лешека интересовал постольку-поскольку, а вот то, другое, нарушившее равновесие, весьма даже. Он потянулся следом за нитью железной жилы, что пролегала в камне, порой ныряя в глубину, порой проступая на поверхности.
Вилась.
Кружила.
Лешек следовал, подспудно отмечая, что путь весьма даже знаком.
– Вот же ж, - сказал он сам себе, останавливаясь на пороге ритуального зала, - и на тебе... чтоб тебя.
Огонек на Лешековой ладони перекатывался, то и дело меняя форму. И всполохи рыжие ложились на неровные стены. Темный камень вздыхал.
Жаловался.
Он помнил многое, и то, как вгрызались в него кирки обреченных, и как раздирали заклятья, как уродовали, ровняли, пробивали один коридор за другим. Пойдешь налево, выйдешь к сокровищнице, снизу аккурат, но потолок и сама она защищена плотным коконом сторожевых заклятий. Пойдешь направо - окажешься на берегу реки, и там, в неприметном грязном домишке сыщется и одежда попроще, и документы, и деньги.
На всякий случай.
Пойдешь прямо...
...лучше не идти, ибо и те, кто примерял Шапку Мономахову были людьми не самых чистых душ. В полукруглой зале с оплывшим, будто оплавленным неведомою силой потолком, огонек почти погас. Но Лешек поднес его к факелу, и тот вспыхнул, а следом и другие, из вечных.
Сила загудела, отзываясь.
Здесь еще висело эхо самых первых заклятий, усмиривших и землю, и людей. Здесь некогда, из крови и камня, создавалась Мономахова Шапка, а после крепилась, причем не единожды. И черный пол навсегда пропитался кровью.
Лешек стоял на границе
Он ведь имеет права.
И ступить.
И воззвать к ней... и даже приказать. Всего-то надо, что пожелать, и сила исполнит желание... он хочет изменить мир? Изменит. Главное, не бояться... главное...
...не будет больных.
И бедных.
Несчастных...
...живых? Выходит, что так. Силе верить нельзя, и Лешек отступает. А ведь тот, кто разбудил ее, он всерьез полагал, что сумеет справиться?
Лешек отступил. И головой тряхнул, будто избавляясь от паутины наваждения.
– Он убивал их здесь, - от звука голоса темнота волновалась, Лешек покрутил головой, прищурился - факелы подсвечивали гладкую каменную площадку, но стены пещеры оставались в тени.
– И души заключал в круг.
Они были рядом, смятенные, несчастные.
...разве Лешек не желает помочь им? Выпустить на волю.
– И тела...
...тела нашлись в боковом коридорчике, одном из многих, которые появлялись здесь сами собой, чтобы после также тихо исчезнуть. Место сие, переполненное силой, было исключительно нестабильно даже в лучшие времена. Ныне же сила пришла в движение, и Лешек старался не думать, чем это обернется.
...дворец просядет?
Или весь город уйдет в болота?
О городе он побеспокоится позже. А пока Лешек осмотрел тела. Холодные. Пустые. Но не тронутые разложением. Нагие девицы не вызывали в нем иных чувств, кроме, пожалуй, некоторой брезгливости.
– Надо будет Митьке показать... их задушили, верно? Верно.
Разговаривать с собою глупо, а вот молчать страшно, хотя и Лешек не желал признаваться в том.
На шеях некоторых виднелись синие полосы.
Но руки были чисты.
И не похоже, чтобы девицы сопротивлялись. Сами сюда шли? Почему? Впрочем, если ему, кем бы он ни был, удалось заморочить казаков, обвешанных амулетами, что уж говорить про девчонок. Внушил, вот и пошли... одежда лежала здесь же, в уголочке, сложенная, к слову, преаккуратнейше.
Лешек вздохнул.
Вот уж не было беды...
...Лизавете вручили грамоту, подписанную собственноручно Ее императорским Величеством. К грамоте прилагалось золоченое перо в коробочке и ежедневник вида весьма солидного.
Вручили не только ей.
И наверное, все это для иных людей было обыкновенно, а вот у Лизаветы сердце из груди выпрыгивало. И так ей было...
Радостно?
Горделиво? Будто и вправду сделала она что-то да важное. И радость эту не способно было омрачить чужое горе. Да и, если разобраться, какое Лизавете дело до других...
...с благодарностью освободить от дальнейшего участия в конкурсе...
...наградить листом...
...и признать заслуги перед короной, однако...