Лиса в курятнике
Шрифт:
Корнет что-то говорил.
Графинюшка краснела и лепетала в ответ...
...может, в этом и замысел высший императрицын? Переженить всех? Но чего ради?
Димитрушка поспешил дальше. До обеденного времени оставалось едва ль четверть часу, ему же предстояло добраться до залы первым, занять удобное место, такое, которое и по чину, и наблюдать не мешает.
...первый удар часов заставил Лизавету подпрыгнуть.
– Ага, - сказала Авдотья, веер складывая, - Меня тоже по первости едва кондрашка не
Она придержала Лизавету.
И вовремя.
Девицы, до того весело болтавшие - или слушавшие, или размышлявшие о своем, как-то вдруг и встрепенулись, чтобы в следующее мгновенье броситься к двери.
Лизавета успела коснуться пуговички.
Это стоило запечатлеть!
Они шли, умудряясь не сбиваться на бег, выдерживать подобающее выражение лица, разве что слегка расставляли локотки, или вот ноги... не иначе, та, в бирюзовом платье, споткнулась вовсе не случайно. У самых дверей княжна Одовецкая, которая как-то вдруг оказалась первой - а ведь стояла, почитай, на другом конце залы - посторонилась:
– Прошу вас, - сказала она, уступая место Таровицкой.
– Что вы, как можно...
– отозвалась последняя, и свита ее разноцветная загомонила.
– Знаю, Таровицкие всегда спешат...
– Не только они...
Пока пара препиралась, мимо с видом презадумчивым, мечтательным даже прошествовала Снежка... и обе княжны, которым все ж надоело играть в уступки. Благо, двери оказались достаточно широки, чтобы красавицы в них не застряли...
Лизавета сощурилась.
А кадр вышел...
Да преотличнейший кадр вышел! Ах, надо бы заголовок к нему... что-нибудь простенькое... конкурс еще не начался, а красавицы спешат занять место... где?
За столом Ее императорского Величества?
В сердце цесаревича?
Нет, чуть позже она придумает, как сделать, чтобы звучало. Да и заметочка получится презанятнейшей... надо будет упомянуть и о делах былых, и о взаимной... приязни.
Ставках?
Лизавета готова была побиться на весь свой недополученный гонорар, что ставки уже делали. А что если... конечно, в этом духе статейку и написать... у нее прямо руки зазудели. Но Авдотья пихнула в бок и сказала:
– Пошли, что ли? А то сейчас закроют...
...наверное, ничем иным, кроме как удивительным совпадением, нельзя было считать факт, что Лизаветино место оказалось по правую руку Авдотьиного. И если сама Лизавета сидела, почитай, у конца стола, что явно показывало сколь невысокое положение она занимает, то по другую сторону Авдотьи устроилась круглолицая девушка с лицом, столь густо усыпанным веснушками, что казалось оно рябеньким.
– Не мешкай, - Авдотья взялась за вилку из середины списка столовых приборов, проигнорировав прочие.
– Обед длится ровно сорок пять минут. И кто не успел, останется голодным... терпеть не могу голодать...
– Хотя вам бы не помешало, - заметила веснушчатая соседка, принимая махонькую вилку для легких закусок.
– У вас явно лишний вес.
– Он не лишний, - мрачно отрезала Авдотья.
– Он запасной...
Подавали закуски.
И те были столь изысканны и красивы, что есть их казалось кощнуством, но Лизавета осознала, сколь голодна, а еще, что действительно, в царском дворце ее на кухню вряд ли пустят.
Она жевала.
Пила воду.
И наблюдала... вот веснушчатая - явно ее тятенька не слишком высокого полету птица, если достались ей места столь дальние - ковыряется в тарелке, время от времени отправляя кусочки в рот. Глотала она не жуя, при том закатывала глаза, будто собираясь лишиться чувств.
Авдотья ела.
Просто ела...
Снежка сидела, прикусив кончик десертной ложки. Взгляд ее был устремлен поверх голов куда-то вдаль, и сама она больше не казалась такой уж хрупкой. Напротив, Лизавета отметила, что бледная эта красавица будет на полголовы выше соседок.
Одовецкая и Таровицкая, не иначе специально усаженные друг напротив друга, старательно следовали «Правилам хороших манер», которые явно писались с них или для них... в общем, у Лизаветы самой, несмотря на все старания - а училась она хорошо - не получалось с должным изяществом есть яйца. И кокотницы тут не помогали, а эти...
Смотреть на них было тошно.
И интересно.
– Князя Навойского изгнали, - шепотом произнес кто-то, и новость полетела по рядам. Девицы забывали про манеры, охали, ахали, выражали негодование, только не понятно, чем: то ли царским несправедливым решением, то ли этакой неудачей.
Поди-ка, вылови этакого жениха на просторах империи.
– А за что, не знаете?
– Лизавета все ж обратилась к соседке, которая меланхолично ковырялась в листьях салата, политых чем-то белесым и изысканным до невозможности: с виду блюдо было красивым, но несъедобным.
– Ах, это все знают...
– отмахнулась она, но все ж не удержалась: - Он к княгине Булевской приставать вздумал. А она царю пожаловалась...
– Чушь какая, - фыркнула Авдотья, берясь за куриную ножку. И вцепилась в нее зубами с немалым аппетитом.
– Булевской сорок скоро... и любовников у нее трое... небось, нашлось бы и для князя местечко.
– Да что вы такое говорите!
– Правду, - пальцы Авдотья предпочитала облизывать. И видя удивленный взгляд соседки, лишь пожала плечами, пояснив.
– У меня гувернантку татары украли... а после еще из пансиона выгнали.
– Оно и видно, - веснушчатая потеряла всякий интерес.
Авдотья же задумалась, правда, жевать не прекратив. И вот интересно, ее кузина сидела куда ближе к высокому столу, тогда как саму Авдотью устроили едва не у дверей... с чего бы?
– Нет, быть того не может, - сказала Авдотья, все ж подбирая салфетку с монограммой.
– Уж точно не из-за княгини... царь не дурак, чтобы из-за какой-то потаскухи верного человека лишаться... тут другое... да и князь... он кого помоложе выбрал бы...