Лиса в курятнике
Шрифт:
Или того, кого таковым считали.
Впрочем, нынешний призрак нападать не спешил. Он разглядывал Лизавету и морщился, будто не по нраву ему пришлось увиденное.
– Вот, - Лизавета сотворила простенькую иллюзорную доску, которую частенько использовала, занимаясь с сестрами. Тем почему-то с иллюзиями нравилось работать куда больше, чем с доской обыкновенной.
– Напиши... должно получиться.
И мелок сотворила.
Призрачный.
Девица скривилась, но в руки взяла, поднесла к глазам. Отбросила
– Я... княжна... являюсь наследницей древнего рода...
Слова меняли друг друга.
Но ничего интересного Лизавета не прочла. Не признание, право слово, а манифест какой-то... о величии этого самого рода, о гневе главы его, который падет на недостойных, посмевших лишить жизни любимую дочь... о том, что и смерть не изменит планов их... восстанут достойные и свергнут...
Кажется, пошла та самая политика, о которой предупреждал Семен Вихстахович.
– Знаете, - Лизавета развеяла доску.
– Если вам только это надо...
...наверное, о призраке следовало доложить. Пусть местные маги его ищут и допрашивают, выясняя, кто кого свергнуть собирается и, главное, для какой надобности.
Девица топнула ногой и зашипела.
Надо же, а структура крепнет, только весьма старые создания способны были издавать хоть сколько бы внятные звуки. И вновь вспыхнула доска, правда, не черная грифельная, а пылающая. Красиво, но читать с такой презатруднительно.
– Восстанут... это уже было. Кстати, кто восстанет?
Все.
– Зачем?
Свергнуть недостойных, которые кровью нелюдской запятнали...
– Это вы сейчас про... гм... императора?
Слова, которые возникли на доске, безусловно характеризовали особу женского полу, правда, не самого приличного поведения.
– Знаете... я не понимаю, зачем вы мне все это показываете...
Лизавета взмахнула рукой, пытаясь развеять доску, на которой одно за другим вспыхивали слова, которых девицам из древних и могучих родов не стоило бы знать. Однако доска лишь покачнулась, а призрак захохотал.
Этак, зловещенько.
И холод стал... холоднее. Под потолком и вовсе снег закружился.
– Грядет, - громыхнуло над самым ухом.
– Грядет час...
Призрак взвыл.
Исчез.
А доска осталась. И Лизавета вздохнула: оставалось надеяться, что силы, которую в это вот творение больной фантазии вложено, к утру иссякнут. А то право слово, будет презатруднительно объяснить, откуда в комнате возникла матерящаяся доска.
Она глянула на нее еще раз.
И еще.
И решившись, выглянула в коридор. Может, если к охране обратиться...
...охраны не было.
Коридор радовал пустотой и безлюдностью. Вот что успела усвоить Лизавета за годы работы на «Сплетникъ» так очевиднейшую вещь: гулять ночами по местам безлюдным, мягко говоря, неблагоразумно.
– Эй... кто-нибудь... помогите, что ли?
Сейчас она согласна была и на Стрежницкого, но и тот исчез.
– Эй...
– она отошла от двери, размышляя, не стоит ли вернуться. Мешало одно: призраки по сути своей существа до крайности занудные, если уж повадились где-то материализовываться, то станут это делать с немалым удовольствием. А главное, с каждым новым воплощением будут прибавлять сил.
У покойной их и без того было как-то слишком уж много...
Нет, следовало что-то делать и быстро, пока нестабильное по сути своей явление не приняло новую форму. В отличие от призраков, потусторонники весьма неплохо контактировали с миром материальным, да и добротой не отличались...
– Есть тут... кто?
– поинтересовалась она чуть громче, выглядывая в другой коридор.
Тоже пустой.
Как показалось.
– Никого нет, - ответили ей. И Лизавета с трудом удержалась, чтобы не заорать, когда нечто белое отделилось от колонны. Спустя мгновенье она, конечно, узнала Снежку, но...
– Ты же есть, - Лизавета возблагодарила бога, что не имеет привычки кричать или в обморок падать.
– Я есть, - согласилась Асинья, склонив голову набок. Облаченная лишь в ночной халат, наброшенный поверх длинной рубашки, она сама казалась призраком.
– Кто-то умер...
– Я. Едва не умерла, - страх оборачивался раздражением, хотя Снежка и не была ни в чем виновата.
– Едва - не считается, - вполне серьезно ответила она и взмахнула руками. Широкие рукава скользнули, на миг показалось, что вот-вот обратятся они в белые крылья.
– Да... наверное... извини... а...
– Лизавета потрясла головой.
Нет птицы.
Есть девушка, пусть и несколько странноватая. Сейчас ее инаковость как никогда бросалась в глаза. Узкие вытянутое лицо, чересчур высокий лоб, раскосые приподнятые к вискам глаза. И резковатая линия губ...
– От тебя тоже смертью веет, - миролюбиво заметила княжна Вышнята, касаясь Лизаветиных волос.
– Я ее чувствую... как мама... твоя тоже ушла.
– Ушла, - не стала спорить Лизавета.
– И ты горюешь... ваши слезы их держат.
– Кого?
– Души... моя мать... мне ее тоже не хватает. Но я помню, что она говорила. И не только говорила... она взяла меня... однажды... провела Призрачным путем... потом, когда мой срок наступит, я вновь им пройду. В смерти нет ничего страшного.
Да, она определенно не знала, что девицам брачного возраста следует говорить о погоде, музыке и поэзии, но уж никак не о смерти.
– Послушай, - Лизавета подавила вздох: вот теперь еще с этой... непонятной возиться.
– Ты как здесь оказалась?