Лиса. Личные хроники русской смуты
Шрифт:
Лиса представила себе мир, в котором, при полнейшем отсутствии мужчин, живут одни матери и их дочки, и скептически фыркнула. Жить в таком мире ей бы не захотелось. Категорически! Вспомнив, что в каком-то греческом мифе описывался такой остров, где жили одни женщины — то ли амазонки, то ли лесбиянки — Лиса фыркнула ещё раз. И придёт же такое в голову!
Затем разговор стал интереснее — речь пошла о детях вообще, и о том, что семья без детей — это и не семья вовсе, а одна видимость.
Боль, страдания забылись быстро, и многие, что-то там для себя переосмыслив, твёрдо решили, что непременно сюда ещё раз вернутся, в это наполненное
— Конечно! Один ребёнок — не ребёнок! Брату сестра нужна!
— А сестре — брат! — подытожил кто-то.
Вот и договорились.
Мама девочек-тройняшек в этих разговорах не участвовала. Помалкивала. Муж и за одну дочку грозился выгнать из дома, а тут — сразу три. На неё посматривали сочувственно — преступница…
По слухам, отцу, наверное, чтобы не так травмировать, открыли эту «страшную» тайну не сразу. Вводили в курс дела постепенно. Кто ж знал, что тот, едва успокоившись и узнав о второй девочке, озвереет так, что разнесёт всё в округе и будет рвать на себе волосы, сипло и громко вопя, словно идущий на дно «Титаник»? После «окончательной правды» человеку потребовалась серьёзная врачебная помощь. Остальные папаши с явным удовольствием пересказывали друг другу подробности этой истории, посмеиваясь, впрочем, беззлобно. Позднее, в газете местных нефтяников «Вышка», появилось объявление, что в связи с рождением тройни молодая семья награждается трёхкомнатной квартирой. Подобрел ли впавший в отчаяние папка от такой компенсации, оттаял ли, сказать сложно.
На тот момент, исходя из услышанного ею комичного и одновременно жуткого рассказа, Лисе казалось, что ни за что не подобреет. «Как хорошо, что у меня мальчик! — ещё раз мысленно порадовалась она. — А даже если бы и девочка, — Саша человек спокойный и добрый и, конечно же, был бы рад и дочке…»
Едва все успокоились и закончили обсуждать местные истории и казусы, как вдруг в широко открывшуюся дверь въехала длинная каталка со свёртками. В палате сразу же зашевелились, загомонили. В этой высокой тележке на колёсиках, больше смахивающей на белое эмалированное корыто, установленное на медицинскую каталку, привезли малышей уже на второе утреннее кормление.
Лисе стало стыдно. Получается, что первое кормление она проспала?
Ровные столбики лежали тихо и смирно, лишь двое вертели головёнками и, упираясь полненькими щёчками в тугой сгиб пелёнки, что-то разыскивали приоткрытыми губками. Выглядело это смешно и трогательно… В глазах мамаш и предвкушение, и общий на всех страх — только бы не перепутали, дали своего! Довольные, они горделиво расселись в предвкушении предстоящего действа. Многие украдкой протёрли соски смоченными чем-то ватками. Лиса с ужасом подумала, что у неё этого «чего-то» почему-то нет. И как теперь быть? Но она тоже подготовилась — попыталась внутренне собраться, страшно волнуясь, что не окажется молока, и ребёнок останется голодным. Но, главное, чтобы не ошиблись с самим малышом, которого она так и не успела толком рассмотреть. Ошибиться было нельзя, и поэтому, невзирая на то, что при раздаче детей каждый раз громко называлась фамилия матери, Лиса бдительно контролировала действия медсестёр, провожая каждый передаваемый в чужие руки свёрток строгим насупленным взглядом.
«Не мой. Не мой. Опять не мой… Когда же мой?..»
Младенцев в каталке оставалось всё меньше и меньше. Вот и последний… Лиса напряглась и даже привстала навстречу, но тут случилась такая несправедливость, которую она и предположить не могла. Последнего малыша назвали незнакомой нерусской фамилией и тут же отдали в чужие руки. Всё.
Привезшая каталку медсестра крутнулась на пятках, и не успела Лиса опомниться, как дверь палаты захлопнулась. Только пола белого халата мелькнула.
— А мне?.. — тихий голос и неуверенная улыбка одураченного человека.
А потом и слёзы — тихие, беспомощные.
В палате не реагировали — ни на секунду не прерывающееся благоговейное сюсюканье и спокойное равнодушие к нарушающей установившуюся идиллию чужой трагедии. Почти тишина, лишь чей-то счастливый женский голос нашёптывает ласковую колыбельную.
Наконец, одна из мамаш не выдержала.
— Чего нюни распустила? Ночью родила?.. В двенадцать принесут твоего ребёночка. Никуда не денется! Отдыхай, пока есть возможность, и ему отдохнуть дай! Успеешь ещё…
Тут и другие мамаши, удобно расположив детишек у груди, подключились к разговору, принялись успокаивать молодую неопытную маму, уже вполне искренне реагируя на ситуацию. Лиса немного успокоилась. Обида постепенно отступила, но её тревожное послевкусие осталось. Лиса то и дело вздыхала, завистливо поглядывая на кормивших малышей женщин. Именно из-за него, этого послевкусия, она чувствовала себя среди них чужой и одинокой, даже лишней. И это несмотря на то, что тоже прошла через все испытания!
По молодости и неопытности ей казалось, что самое сложное уже позади.
Наивная… Всё только начиналось.
Живот нестерпимо тянуло, то ли от холодной грелки со льдом, то ли от позыва в туалет. И что ей теперь в этой ситуации делать? Опять приставать к соседкам с вопросами? Но они и так добры к ней чрезвычайно и уже достаточно привнесли ясности и разгадок в мир местных странностей. Хватит выглядеть дурочкой! Теперь сама. Всё сама.
Лиса поднялась с постели. Как тут всё несуразно устроено — чуть ли не до дыр застиранная ночнушка до пят, а поверх неё — халатик много выше колена. Но так, вроде, у всех…
Вот и учись теперь всему непонятному, а как это делать, если даже ходить тяжело? Голова безбожно кружилась, и это неприятное обстоятельство очень мешало сосредоточиться.
Выбраться в туалет ей не удалось. В палату, толкая перед собой непонятного вида каталку, зашла одна из медсестёр и устроила Лисе промывание швов и серию уколов в живот. Прямо на месте. Странно. Ей казалось, что для таких дел существует процедурный кабинет. Происходящее смущало Лису, но, слава Богу, никто на неё не смотрел. Надо полагать, такое здесь не было в диковинку.
— А это зачем?.. — всё же уточнила она.
— Руки убери!!! — но глаза у медсестры из-под нахмуренных бровей добрые, располагающие.
— А ребёнка мне принесут?.. Покормить?..
— Конечно, принесут. У тебя, деточка, всё нормально. Ты пока отдыхай и расхаживайся понемногу. А за ребёночка не волнуйся. Всё будет хорошо!
— А где он?
— В детской. Спит, как все.
— Тётя… а если молоко ещё не пришло, что делать?
— Так ему ещё рано быть. Оно, при первых родах, только на третий день появится. А пока просто прикладывай к груди, пусть привыкает.