Лишь одна музыка
Шрифт:
Я смеюсь.
— Почему? Потому что она заставляет тебя играть гаммы?
Но Люк глядит на меня широко раскрытыми глазами: кажется, он совершенно в ужасе от того, что сейчас сказал.
— Не говори ей... — выпаливает он.
— Не говорить ей что?
Люк побелел. Он, кажется, напуган.
— То, что я сказал. Это неправда. Неправда.
— Хорошо, Люк, хорошо. Не переживай.
Люк молчит следующие несколько минут. Он выглядит виноватым и встревоженным, почти больным. Я кладу руку ему на голову, и он не возражает. Но мне неловко и ужасно беспокойно,
3.20
Мы возвращаемся туда, откуда пришли. Базби подбегает к Джулии, энергично лая, и описывает около нее несколько кругов. Люк снова кажется расстроенным.
Если это правда... не знаю даже, что и думать. Свет уходит. Я вспоминаю, как в Оранжерее, когда она стояла перед батареей, я говорил, a она не отвечала, и другие похожие ситуации — те, что я помню, — теперь получают какое-то подобие объяснения. То, как она избегала каких-то, как я думал, случайных тем в разговоре: вспомню ли я теперь, смотрели мы тогда друг на друга или нет? Или я придаю слишком много значения случайной реплике Люка и его краткому замешательству?
Она все та же. Она смеется, говорит, что мы опоздали почти на минуту. Базби, обернувшись дважды по орбите, покидает солнечную систему, и Люк бежит за ним.
— Я надеюсь, с ним было не слишком тяжело? — говорит Джулия. — На него иногда вдруг накатывает. Он и сейчас вроде как загрустил — будто думал, что ты можешь пожаловаться на его поведение. Все было хорошо?
— Лучше не бывает. Но он не знает, что такое «Лебединое озеро».
— О чем ты? — Джулия выглядит озадаченно.
— «Лебединое озеро», балет. — Я объясняю осторожно и нарочито внятно.
Она хмурится:
— Конечно — но, Майкл, ему еще и семи нет. Про что вы говорили?
— В основном про книжки. И загадки.
Ее лицо светлеет.
— Да, это он любит. Про балерину и утку рассказал?
— Болото и балет. Да.
Я слышу далекий автомобильный гудок и звук лебедей, поднятых на крыло.
— Что-то случилось? В чем дело? — спрашивает Джулия. — Что тебя беспокоит?
— Ничего.
— Ничего?
— Правда, ничего. Просто лебеди. Я тебя увижу завтра? — Беру ее за руку.
— Перестань.
— Прости. Я забыл.
— Думаю, что мы не должны встречаться какое-то время. Серьезно.
— Я должен тебя увидеть. Надо поговорить.
— Что случилось, Майкл, ты в порядке? — спрашивает она полным тревоги голосом.
— Да, я в порядке. Скажи, что мы встретимся...
— Хорошо, но...
— Завтра утром?
Она настороженно кивает.
Темнеет. Мальчик и собака возвращаются. Если это правда, скоро для нее будет совсем темно, она уже не сможет разглядеть, что я говорю. Заявляю, будто хочу продолжить свою прогулку, и они втроем поворачиваются, чтобы идти.
Люк держит ее за руку. Она наклоняется и целует его в лоб. Звуки вокруг меня расплывчаты. Три силуэта уходят в сумерки, сливаясь с другими гуляющими. Вскоре они теряются, и я тоже отворачиваюсь.
ЧАСТЬ
ЧЕТВЕРТАЯ
4.1
День
Старый каштан без листьев, странная громадина рядом с аллеей молоденьких серебристых лип, настырно свешивает вниз ветви, хотя в этот сезон им нечего предложить. Но в кроне каштана поет птица — судя по звуку, малиновка. Она так высоко, что переплетение голых ветвей скрывает крошечную птаху.
Я немного отступаю, пытаясь разглядеть ее. Тяжелый голубь, трепеща крыльями, достигает верхних веток, и кажется, будто именно эта нелепая птица пела так красиво и теперь готова принимать комплименты вместо невидимого соседа.
Когда я упомянул соловья, глаза Джулии вдруг наполнились слезами — удивительно, но в общем объяснимо, как я тогда решил. Теперь я понимаю, что ее слезы были о другом, совсем не о том, о чем думал я.
В «утопленном саду» несколько желтых примул только подают признаки жизни, и в старой липовой изгороди, дважды моего роста и многажды моего возраста, чуть видны красноватые бутоны и веточки. Этим я могу поделиться с Джулией, но как быть с рассветным хором, вовсю бушующим вокруг? С самолетом, снижающимся на западе к Хитроу?
Я гуляю там, где мы вчера гуляли с Люком. Чайки так рано утром еще молчат. Я считаю лебедей: сорок один, включая пятерых птенцов. Один невзрачный чернолапый лебеденок бросает на меня настороженный косой взгляд. Пять взрослых лебедей идут на взлет с дальнего конца пруда. Крылья громадных птиц, неуклюже набирающих высоту, шумят медленно и гулко. Гуси разбегаются, погогатывая.
Что из этого она может слышать? Как я могу себе представить, что именно она слышит или не слышит?
Карканье вороны, щелканье сороки на платане рядом с Бейсуотер, автобусы, гудящие и чихающие, — что слышит она?
4.2
Она не появляется, как обещала, и я не знаю, что делать. Я могу опять отправить ей факс, но если бы она хотела, она сама могла бы мне послать факс. Теперь-то я хорошо понимаю, почему она мне не звонит. Единственный раз, когда звонила, она знала наверняка, что попадет на мой автоответчик. Наверное, расслышала его сигнал. Или просто подождала несколько секунд, прежде чем говорить? У нее есть слуховой аппарат? Я ни разу ни о чем таком не догадывался, когда трогал ее волосы, ее лицо.