Лишь время покажет
Шрифт:
Гарри привлек Эмму к себе:
— Клянусь тебе, милая, я ничего об этом не знал.
— Конечно не знал, — подтвердила Элизабет Баррингтон, заговорив впервые за всю беседу. — Единственным, кто это знал, был мой супруг, а ему не хватило мужества выйти и признаться. Иначе бы ничего подобного не произошло. Отец, — добавила она, повернувшись к лорду Харви, — с твоего позволения, я прошу тебя объяснить нашим гостям, почему церемония не будет продолжена.
Тот кивнул.
— Положись в этом на меня, малышка, — сказал он, нежно погладив ее по руке. — Но что ты собираешься делать?
— Я
— Я не хочу уезжать, — возразила Эмма, — по крайней мере без Гарри.
— Боюсь, твой отец не оставил нам выбора, — сообщила Элизабет, бережно взяв ее под руку.
Но Эмма продолжала цепляться за Гарри, пока тот не отстранился сам.
— Боюсь, твоя мать права, милая, — шепнул он. — Но одного твой отец не добьется никогда — не заставит меня разлюбить тебя, и даже если на это уйдет весь остаток моей жизни, я докажу, что я не его сын.
— Возможно, вы предпочтете уйти через запасной выход, миссис Баррингтон? — предложил священник.
Эмма нехотя рассталась с Гарри и позволила матери себя увести.
Священник выпустил их из ризницы и провел по узкому коридору к двери, которая, к его удивлению, оказалась незапертой.
— Да пребудет с вами Господь, дети мои, — сказал он напоследок.
Элизабет провела дочь вокруг церкви и направилась к ожидавшим «роллс-ройсам». Она не обращала внимания на гостей, которые вышли подышать свежим воздухом или перекурить, а теперь даже не пытались скрыть любопытства при виде двух женщин, спешно садившихся в лимузин.
Открыв дверцу первой машины, Элизабет успела устроить дочь на заднем сиденье, прежде чем их заметил шофер. Он стоял у входа в церковь, поскольку не ожидал, что жених с невестой появятся раньше чем через полчаса, когда перезвон колоколов объявит миру о браке, заключенном между мистером и миссис Клифтон. Но стоило шоферу услышать, как захлопнулась дверца, он затушил сигарету, подбежал к автомобилю и сел за руль.
— Отвезите нас обратно в отель, — попросила Элизабет.
Обе молчали, пока не очутились в своем номере. Эмма, рыдая, бросилась на кровать, а мать гладила ее по волосам, совсем как в детстве.
— Что же мне делать? — всхлипывала Эмма. — Не могу же я вдруг взять и разлюбить Гарри!
— Уверена, этого никогда не произойдет, — признала Элизабет, — но, по велению судьбы, вы не сможете быть вместе, пока не выяснится, кто его отец.
Она продолжала гладить дочь по голове и уже решила, что та заснула, но Эмма снова заговорила.
— Что же я скажу моему ребенку, — тихонько прошептала она, — когда он спросит, кто его отец?
Гарри Клифтон 1939–1940
48
После того как Эмма с матерью покинули церковь, мне ярче всего запомнилось, как спокойно все держались. Не случилось ни одной истерики, никто не упал в обморок и даже не повысил голоса. Для случайного свидетеля вполне простительно было не догадаться, как много жизней вдруг было искалечено, а может быть, и разбито. Как это по-британски — присутствие духа и все такое: никто не хотел признавать, что его личная жизнь разлетелась вдребезги
Я стоял в безмолвном оцепенении, пока актеры разыгрывали свои роли. Смоленый Джек сделал ровно то, что полагал собственным долгом, хотя его бледность и глубокие морщины выдавали обратное. Он мог воспользоваться легким выходом из положения и попросту отклонить наше приглашение, но кавалеры креста Виктории так просто не отступают.
Элизабет Баррингтон оказалась выкована из такого металла, который, будучи подвергнутым испытанию, продемонстрировал сугубо мужские качества: истинная Порция, пошедшая замуж не за Брута, как это ни грустно.
Пока я озирался в ризнице, ожидая возвращения священника, сильнее всех прочих мне было жаль сэра Уолтера, который привел свою внучку к алтарю, но не обрел нового внука, а, наоборот, потерял сына, слепленного, как много лет назад предупреждал меня Смоленый Джек, «из другого теста».
Моя дорогая матушка побоялась ответить, когда я попытался обнять ее и уверить, что по-прежнему ее люблю. Она явно считала, что винить в случившемся нужно только ее.
А Джайлз, он стал мужчиной, когда его отец выполз из ризницы, чтобы забиться под какой-нибудь осклизлый камень, переложив ответственность за свои действия на других. Со временем многие из присутствующих поймут, что события этого дня оказались для Джайлза не менее сокрушительными, чем для Эммы.
И наконец, лорд Харви. Он подал нам всем пример поведения в критической ситуации. Как только священник вернулся и объяснил нам правовые последствия кровного родства, мы предоставили лорду Харви обратиться к гостям от имени обеих семей.
— Я прошу Гарри встать справа от меня, — решил он, — ибо хочу, чтобы ни у кого из присутствующих не осталось сомнений в его полной невиновности, как ясно дала понять моя дочь Элизабет.
— Миссис Клифтон, — продолжил он, повернувшись к моей матери, — надеюсь, вы соблаговолите встать слева от меня. Ваше бесстрашие перед лицом невзгод послужило примером нам всем — и одному из нас в особенности. Надеюсь, что капитан Таррант встанет рядом с Гарри: лишь глупец винит вестника. Джайлз займет место возле него. Сэр Уолтер, вам лучше встать рядом с миссис Клифтон, а остальные родственники расположатся позади нас. Позвольте мне прояснить для всех, — добавил он, — что в этом прискорбном деле у меня есть единственная цель, а именно позаботиться, чтобы все, кто собрался сегодня в этой церкви, были уверены в нашем общем решении и никто и никогда не упрекнул наше семейство в расколе.
Не сказав больше ни слова, он вывел свой маленький отряд из ризницы.
Когда поглощенные беседой гости увидели, как мы гуськом заходим в церковь, лорду Харви не пришлось призывать их к тишине. Каждый из нас занял назначенное место на ступенях алтаря, как будто мы собирались позировать для семейной фотографии, которая позднее окажется в свадебном альбоме.
— Друзья, позвольте, я выскажусь прямо, — начал лорд Харви. — Меня попросили поставить вас в известность от имени двух семейств, что свадьба моей внучки, Эммы Баррингтон, и мистера Гарри Клифтона не состоится, к несчастью, ни сегодня, ни в какой другой день.