Лишняя. С изъяном
Шрифт:
И похожая шкатулка каждый день рождения принцессы стоит на столе настоятельницы, но содержимого я так ни разу и не видела.
– Вот, тебе прислали родители…
Она передает через стол конверт. Печать надломана, но я и не тешила себя надеждой на приватность. Понятно, что вся почта проверяется, будь она даже от короля.
Обычно Катраона благодарит и срывается с места, чтобы побыстрее прочитать полстраницы, исписанной мелким, каллиграфическим почерком. Я его пробегала взглядом вместе с ней, сильно подозревая, что писал секретарь, а его величество просто поставил подпись, и скучала в ожидании более интересного занятия во сне. Книги новой, например.
Но в этот раз мне очень даже интересно, что в письме. Речь уже не идет о странном и подробном сне. Это моя новая жизнь, а значит, и относиться теперь к происходящему я должна соответствующе. Кроме меня о моем будущем тут, похоже, никто не подумает.
Главное, что это за шкатулка? В другие разы, когда я посещала кабинет настоятельницы в течение остального года, никаких шкатулок на столе не было, так что это не украшение и не пресс-папье.
Я открываю уже распечатанный конверт и вчитываюсь в убористые строчки.
Поздравления, пожелания наилучшего, надежда на скорое выздоровление, снова поздравление: шестнадцать по местным меркам – совершеннолетие. Я могу уже вступать в брак. Другое дело, мне с моей болезнью это не светит.
– Может, почитаешь у себя в комнате? У меня много дел.
Настоятельница – вроде бы незаметно – подтягивает к себе шкатулку.
Ага, вот оно! Так и знала.
– «Посылаем тебе, дорогая, некоторые средства, побаловать себя в этот знаменательный день, и небольшой сюрприз. Надеемся, тебе понравится. Твои родители», – вслух с выражением зачитала я. Настоятельница отдернула руку от шкатулки, будто обжегшись. – И где сюрприз?
Я наивно похлопала глазами, изображая невинную дурочку, и отчетливо расслышала скрежет зубов. Матушка Ригна нехотя подвинула шкатулку вперед, неприятно скрипнув ею по столу.
– Вот он, – процедила она недовольно.
– Ой, как здорово! Спасибо, мама и папа!
Я специально сделала упор на семейственность и тесные отношения с королевской четой. В глазах настоятельницы отчетливо читалось нежелание расставаться с содержимым шкатулки. Не грех и припугнуть зарвавшуюся матушку.
Я подцепила шкатулку, собираясь унести, но Ригна оказалась быстрее. Сверху на крышку легла ее тяжелая ладонь, и я поняла, что так просто она меня не отпустит.
– А посмотреть ты не хочешь? – поинтересовалась она.
– Я в комнате посмотрю, – широко улыбнувшись, ответила я чистую правду.
– Думаю, лучше нам взглянуть на содержимое сейчас, – с нажимом произнесла матушка и сама ловко откинула незапертую крышку.
Ой, что-то мне не верится, что гонец доставил ящичек с драгоценностями и деньгами вот так, нараспашку. Кто-то весьма вольно относится к понятию личные вещи.
Не сказать чтобы содержимое меня ослепило. Выросшая среди относительного достатка, я насмотрелась и на золото, и на бижутерию высокого качества, которая зачастую не сильно дешевле того золота, – кулон с камеей на тонкой цепочке и два колечка-печатки сногсшибательного впечатления на меня не произвели, гораздо больше меня заинтересовал увесистый мешочек с краю. Залезть и проверить, сколько там, мне не дали.
– Ну, посмотрела и будет. Я их положу к себе, на хранение. – Настоятельница хлопнула крышкой, чуть не прищемив мне пальцы, и потянула к себе шкатулку.
Я вцепилась в ту мертвой хваткой.
«С этой бабой церемониться нельзя», – дошло до меня наконец.
– Спасибо за заботу, я у себя в комнате их буду хранить. Под подушкой, – пропыхтела я, перетягивая ящичек.
Одной рукой получалось не очень, вторая плохо слушалась, но я для надежности прилегла на шкатулку грудью. Настоятельница, кажется, поняла, что я серьезно намерена все забрать, и от неожиданности выпустила добычу. Я чуть не свалилась на пол.
– Не лучше ли будет раздать эти безделушки другим девочкам? Господь наказывал нам делиться с ближним своим, – тонко намекнула Ригна.
Ну, вот и получили объяснение дорогие украшения на некоторых воспитанницах. Настоятельница их поощряет за мой счет. Я помотала головой.
– Ближние должны оставаться ближними, вне зависимости, получают они за это что-то или нет, – выдала я в ответ цитату из недавней проповеди о ценности хороших взаимоотношений.
У настоятельницы свело скулы и дернулся глаз.
– Зачем тебе эти драгоценности? Послушница, которая хочет стать хорошей монахиней, должна привыкать к скромности в быту, – зашла с другой стороны матушка.
Ох, похоже, дело не только в наградах девочкам, а и себе в кубышку она что-то кладет. Тем более нельзя так оставлять. Принцессу уже десять лет внаглую обворовывают! То есть меня. Как-то раньше я не обращала внимания на финты с подарками. Письмо принцесса читала быстро, а я вообще в текст не настолько вникала, чтобы заметить крохотную приписку.
Ну, лучше поздно, чем никогда. Я мило улыбнулась.
– А я, может быть, передумала становиться монахиней. Видите, рука уже лучше слушается… – Я помахала в воздухе упомянутой конечностью. – Мало ли кто меня учительницей детям наймет, или приживалкой к какой вдове пойду. На такие должности и увечных берут.
Настоятельница поперхнулась, но больше крыть ей было нечем. Не заявлять же напрямую: тебя нам оставили насовсем. Если бы на этот счет были четкие инструкции сверху, меня бы не муштровали вместе с другими девочками на танцах и математике. Было у нас несколько послушниц, которых сдали, как говорится, с концами. Их учили писать и считать, после этого в двенадцать, когда пришла первая кровь, они переехали в кельи, к монашкам. На этом наше общение закончилось. Иногда они мелькали в коровнике и курятнике, реже – на кухне. Обучались, очевидно, послушанию и смирению.
Бр-р. Не дай бог!
Пока матушка Ригна не передумала, я поспешно покинула кабинет, чуть не бегом пронеслась по коридорам и перевела дух, только оказавшись в собственной комнате.
Плотно закрыв дверь и придвинув к ней тумбочку, – задвижек наши кельи не предусматривали, – я уселась на жесткий тюфяк и снова открыла шкатулку. На этот раз моего внимания удостоился сам мешочек. В нем оказалось пять фунтов крупными золотыми монетами. Бешеные деньги, на самом деле. Такие не в каждом магазине и разменяют. В ходу у средней руки горожан были шиллинги – серебряные монеты и пенсы – медь. Чтобы представить масштаб подарка: недавно в монастырь докупили еще одну корову – она стоила восемь шиллингов и считалась очень дорогой и породистой.