Лисичка
Шрифт:
— А, так вы представитель главного благодетеля? — догадалась княжна, — отец Серафим говорил мне о вашем дяде, даже фамилию называл, но я ее не запомнила.
— Ну, зачем запоминать фамилию человека, жертвующего огромные деньги на восстановление церкви, ведь это — рядовое событие, все так делают, — обиделся ее собеседник.
— Конечно, так и есть, — согласилась Долли, забавляясь в душе, — вот и наша семья так же поступает.
— Да, что-то я не то говорю, — помолчав, растерянно сказал молодой человек, — раз мы с вами делаем общее
Долли молчала, опустив глаза, она и так попалась на вранье, назвав себя служанкой тетушки, и теперь ей совсем не хотелось снова оказаться в неловком положении, но и называть свое имя она также сочла неразумным. Ее быстрый ум прокручивал разные варианты ответа, наконец, девушка решила сказать правду, при этом не сказав ничего конкретного.
— Я — племянница графини Апраксиной, и, как я уже сказала, выполняю ее поручение.
— Вы не хотите назвать мне свое имя? — простодушно осведомился Печерский, — я не произвел на вас хорошего впечатления?
— Не я это сказала, — лукаво ответила Долли, пожимая плечами — растерянный граф был таким забавным, что разыгрывать его было одно удовольствие.
Их разговор прервал отец Серафим, вышедший из ризницы с кожаной сумкой в руках.
— Передайте, пожалуйста, мою благодарность ее сиятельству, я пересчитал: все деньги на месте, вы можете не беспокоиться.
— Я очень рада, и обязательно все передам тете, — пообещала княжна, попрощалась со священником и направилась к двери. За спиной она услышала, как ее новый знакомый простился с отцом Серафимом и быстро пошел вслед за ней. Он обогнал девушку и здоровой рукой открыл перед ней тяжелую дверь.
— Позвольте мне хотя бы проводить вас, — робкий голос молодого человека звучал совсем потерянно.
Долли подняла на него глаза, увидела его совершенно растерянное лицо и, не выдержав, расхохоталась.
— Да бог с вами, хотите провожать, так идите, я живу рядом, — сквозь смех проговорила она, — только, чур, ничего у меня не выспрашивать, можете говорить только о себе.
Она легко сбежала по крутой лестнице, ведущей с холма на дорогу, и направилась в сторону своего переулка. Нежданный провожатый легко догнал ее и зашагал рядом.
— Хорошо, раз вы разрешили, я буду рассказывать о себе. Я, как все в армии, прошел в этой войне от Ковно до Москвы, а потом обратно к границе и дальше по Европе. Под Лейпцигом был ранен, и теперь нахожусь на лечении в подмосковном имении моей семьи. Здесь я выполняю поручение дяди, он — большой чин в министерстве иностранных дел, и сейчас уехал вместе со своим министром в Париж — подписывать капитуляцию французов, попросив меня присматривать за восстановлением этого храма. Его мать, а моя бабка, была урожденная Лопухина, и эта церковь, примыкавшая к их владениям, всегда была семейной.
Они свернули в Колпачный переулок и начали подниматься в гору, вдоль беленой стены старинных палат.
— Вот этот дом тоже был построен моими предками, а теперь принадлежит моей дальней родне, — касаясь ладонью нагретых солнцем кирпичей, рассказывал молодой человек, стараясь заинтересовать свою молчаливую спутницу. — Мама мне говорила, что Лопухины по велению Петра Великого предоставили этот дом гетману Мазепе, когда тот жил в Москве, а после его измены им это припомнили.
Он с надеждой посмотрел в серьезное лицо девушки, старательно опускавшей глаза, чтобы не рассмеяться, но, не поняв ее настроения, снова начал рассказывать:
— Мы с вами сейчас идем по берегу речки. Еще пятьдесят лет назад здесь текла быстрая Рачка, в конце этого переулка и сейчас виден ее высокий берег, а потом речку забрали в трубу. Мой дядя рассказывал, что раньше во всех окрестных дворах были пруды, воду в которые отводили из Рачки.
Молодой человек замолчал и остановился, глядя на свою спутницу, ловко поворачивающую ключ в большом замке на кованых воротах.
— Спасибо, что проводили, — весело сказала Долли, — кстати, у нас во дворе до сих пор есть пруд, благодаря ему, дом уцелел при пожаре.
Она помахала ладошкой своему спутнику, закрыла ворота и быстро пошла по дорожке к дому. Она тот час же выбросила свое приключение из головы, а граф Михаил Печерский смотрел вслед тонкой фигурке в голубом сарафане и синем платке, пока она не скрылась за углом флигеля.
— Племянница графини Апраксиной, — задумчиво произнес он, — жаль, что я завтра уезжаю, уж больно интересная барышня…
В конце мая от брата, наконец, пришло первое письмо. Алексей писал, что он сейчас находится в завоеванном Париже, и прикладывает все силы, чтобы найти Елену. Он поздравлял Долли с прошедшим днем рождения и сообщал, что его подарком будет изумрудный гарнитур, принадлежавший раньше Анастасии Илларионовне. В конце письма князь разрешал сестрам потратить на восстановление храмов по пять тысяч рублей, которые им должен был выдать его московский управляющий Никифоров.
— Ну, видишь, дорогая, брат не забыл о твоем восемнадцатилетии, — обрадовалась графиня, — и как он угадал, что тебе больше всего пойдут изумруды? Сейчас я принесу гарнитур, и ты все наденешь.
Долли про себя усмехнулась. Еще бы Алекс не догадался. Ее считали маленькой, и никогда при ней не говорили об отношениях Алекса с женщинами, но ведь сколько раз тетушка жаловалась Марфе, что брат содержит сразу нескольких любовниц. Так что он должен лучше всех понимать, что кому из женщин идет.
Старая графиня вернулась в гостиную, где сидели девушки, держа в руках бархатный мешочек.
— Как жаль, что пришлось все драгоценности выложить в дорожные шкатулки — хотелось бы подарить тебе гарнитур в сафьяновом футляре, — вздохнула она, — померяй, я хочу посмотреть на тебя.