Лиссабон слезам не верит
Шрифт:
Наконец инспектор пришел в себя и прокашлялся, а Аська все же донесла платок до носа и шумно высморкалась.
– Хорошо, что я тебя вызвала, так и знала, что пригодишься, – спокойно по-русски заявила подруга Юле.
– Ну спасибо, – язвительно отозвалась та.
В Юле манера поведения инспектора вызвала вполне ожидаемую рефлекторную реакцию. С некоторых пор представители иностранной полиции повадились выдвигать против ее семейства надуманные, необоснованные, предвзятые обвинения, чем выработали в ней определенный рефлекс. Два года назад ее старшая дочь Вероника была взята под стражу по обвинению в убийстве на
Тем временем инспектор еще раз прокашлялся, попил водички из стоящего на столе графина и очень мягким, корректным тоном обратился к Юле, как к наиболее буйной и опасной из присутствующих здесь дам.
– Кажется, я не так выразился или был не совсем точно понят. И приношу свои извинения за излишне напористую и жесткую манеру вести допрос.
Юля лишь зло усмехнулась краешком губ. Аська презрительно фыркнула.
– Давайте попробуем сначала. Как хорошо вы были знакомы с покойным?
Юля с Аськой молча смотрели на инспектора тяжелыми недоверчивыми взглядами, не торопясь с ответами. Инспектор, который, по-видимому, все же не был последним болваном, уже горько каялся в том, что следовал вначале ошибочной тактике ведения допроса. Но всему виной была горничная Мария Жозе Барбоза Перес, двадцати шести лет, уроженка Лиссабона. Она, давая показания инспектору, отзывалась о хозяйке и ее гостье в насмешливо-презрительной манере, как о взбалмошных, пустоголовых, легкомысленных, капризных иностранных вертихвостках. Совершенно безмозглых и бесхарактерных. Из чего инспектор и сделал свой ошибочный вывод о том, что стоит ему немного припугнуть обеих, как они выложат ему все, что есть у них за душой преступного, вплоть до безбилетного проезда в общественном транспорте в годы глубокой, давно закончившейся молодости. И ошибся. Хотя первый беглый взгляд, брошенный им на сидящих в гостиной растрепанных женщин, лишь подтвердил полученную им информацию. Но, похоже, эта девица сама безмозглая и легкомысленная особа, и он с ней еще побеседует! А теперь надо выправлять ситуацию, пока международный скандал не начался, а то мало ему трупа.
Инспектор выжидательно-заискивающе смотрел на дам.
– Мы должны одеться и привести себя в порядок, – вставая, холодно ответила хозяйка дома, очевидно, уже полностью овладевшая собой, – и заодно посоветоваться со своим адвокатом, а потом мы, возможно, продолжим беседу. Вы, инспектор, можете подождать в гостиной. Мезе, сделайте инспектору кофе, – строго велела она, и обе дамы, гордо подняв головы, удалились.
Теперь вытянуть из них что-либо стоящее будет сложно, с горечью понял инспектор и вцепился в вошедшую в комнату Мезе, желая выместить на ней свое раздражение.
Мезе, поставившая перед инспектором кофе, с удивлением отметила разительную перемену, произошедшую с блюстителем порядка буквально за несколько минут, проведенных им в обществе ее хозяйки.
– Донна Перес, – холодным, жестким тоном обратился к ней инспектор, – я хочу, чтобы вы оставили мне телефон и адрес агентства, через которое
Вначале девица произвела на него положительное впечатление и он не включил ее в список подозреваемых, но теперь его отношение к ней изменилось. Если она ввела его в заблуждение по одному вопросу, запросто могла соврать и в остальном. И он вцепился в Мезе мертвой хваткой.
– Ну, что будем делать? – спросила Аська, едва за подругами закрылась дверь ее спальни.
– А что делать? Оденемся и пойдем чистосердечно признаваться.
– В чем? – пискнула Аська, прижимая ладошки ко рту.
– В собственной невиновности, конечно. Или это ты его прикончила? – спросила, прищурившись, Юля.
– Ты что, издеваешься? – не оценила шутки подруга.
– Просто старайся лишнего не говорить, своими домыслами не делиться, – посоветовала опытная Ползунова.
– А может, Анри позвонить и спросить, нет ли у него знакомого адвоката? – с сомнением протянула Аська.
– А может, лучше мужу? Ты его еще помнишь? Невысокий такой, с пышной шевелюрой и носом картошкой?
– Хватит юродствовать! Одевайся давай. А насчет адвоката, я думаю, все же стоит озаботиться, – вернулась к роли хозяйки Васильева.
– Конечно, конечно. Да и крепкое мужское плечо нам никогда не помешает, – жеманно ответила Юля, передразнивая подругу, и ушла к себе.
Когда они вернулись в гостиную, на обеих были надеты строгие летние костюмы, туфли-лодочки, а Васильева нацепила на нос очки для пущей солидности.
Скромные, но дорогие украшения должны были дать инспектору почувствовать, что он имеет дело с состоятельными, достойными и небеззащитными членами общества.
Инспектор это почувствовал. Сидящие перед ним дамы теперь разительно отличались от жалких, перепуганных теток, заливавшихся слезами всего двадцать минут назад. К слову сказать, теперь слезами заливалась Мезе. Проходя мимо кухни, Юля краем глаза заметила ее зареванное лицо, распухший нос и потерянный вид.
– Как близко вы были знакомы с погибшим? – вновь, но теперь очень вежливо и подчеркнуто почтительно повторил свой недавний вопрос инспектор.
– Мы вовсе не были с ним знакомы, – ответила Аська, на этот раз ровным спокойным голосом.
– Вам знакомы эти вещи? – Инспектор достал из-под дивана прозрачный полиэтиленовый пакет, полный всякой ерунды, среди которой Юля безошибочно узнала свою щетку, крем и расческу.
– Какая прелесть, моя расческа! – издевательски проворковала Юля. – Вы ее у преступника отняли?
– Отнюдь. Эти вещи мы нашли в комнате покойного, – не отреагировал на Юлин выпад инспектор.
– Так вот кто таскал у нас всякую мелочовку, – поджала губы Ася. – Оказывается, он был не только любителем подглядывать, но еще и мелким воришкой.
– Теперь понятно, кто шуршал по ночам, – согласно кивнула Юля.
– А вас не раздражала пропажа ценных вещей?
– Вы расческу имеете в виду?
– Или зубную щетку? – поддержала Ася подругу. – Безумно. Приходилось открывать дверцу шкафчика и доставать новую щетку. Ужасно напрягало.
– Может быть, вы чем-то обидели дона Дуарте Кошта, и он таким образом сводил с вами счеты?
– А может, он просто старый извращенец, которому нравится следить за молодыми женщинами, а потом похищать принадлежащие им безделушки?