Листья банана
Шрифт:
В том, что он думает, не может быть никаких сомнений. Говорят, он первый предсказал, что когда-нибудь рядом построят станцию. В те времена он иногда ещё открывал рот, чтобы выронить несколько слов. Он сидел и смотрел на воду. Вода прибивала к берегу и выкидывала на песок тёмные камушки, которые были легче других камней. Так он сидел и думал, пока его не одолели сомнения такого рода:
— Чёрное — это чёрное, а белое — это белое, но белое может стать чёрным, а чёрное — белым. Свет сменяется мраком, а мрак переходит в свет… — С этими словами он поднял чёрный камушек и, держа его на ладони, долго смотрел на него. Жители соседней деревни уверены,
Как-то раз мы с Борей зашли проведать отшельника. Он сидел на одном конце бревна, а мы сели на другой конец, чтоб не мешать ему. Мы посидели и помолчали вместе, а потом услышали, как он вздохнул и сказал самому себе:
— Жизнь — это странствие.
Что это значит, мы объяснить, к сожалению, не можем. Но слова эти нам понравились и запомнились. И теперь, когда мы собираемся в путь, в дальнюю командировку или просто в поездку, когда перед нами мелькают незнакомые города и новые люди, мы вспоминаем эти слова и говорим друг другу: странствие — это жизнь.
* * *
Тысячу лет тому назад жила одна кошка. Она объявила, что больше не будет ловить мышей и проведёт остаток дней в молитвах.
— Давно бы так, — сказали мыши и, торжествуя, пошли смотреть, как молится кошка. И она переловила их всех до одной. Вот этой самой кошке стоит памятник в городе Мамаллапураме.
Но речь пойдёт не о ней. В конце концов, откуда нам знать, что было тысячу лет тому назад? Лучше помолчим о тех временах, если даже тогда и жила великая кошка.
Лучше я расскажу про Бабуджи.
История шестая
ПРО БАБУДЖИ — БОРИНОГО КОТА
Он появился в Борином доме, как только в доме завелись мыши. Раньше никто не встречал его в этих местах. Говорят, он выпал из цыганской кибитки, когда цыгане двигались через наш город к югу, к мысу Коморин. Но я думаю, он не из тех, кто вываливается из кибитки. Вероятней всего, он не выпал, а выпрыгнул.
Боря открыл дверь своего дома, прошёл на кухню поставить чайник и увидел его. Это был длинный кот — длинноносый, длиннохвостый и длинноглазый. Он носил короткую шерсть в полоску, потому что в Южной Индии длинная и не нужна. Боря увидел его на полу, на пустом ящике из-под мыла. При виде Бори он не пошевелился, а когда Боря протянул к нему руку, кот зашипел.
Боря оторопел и дал ему имя Бабуджи. Что значит — досточтимый Бабу, или — короче — Бабуджи.
Все сбежались посмотреть на кота. Но Боря попросил всех уйти, чтобы не мешать Бабуджи. Сам он тоже старался не попадаться ему на глаза и зря не совать носа в кухню. Налив молока в блюдце, Боря подсовывал его из столовой в кухню и тут же исчезал, чтобы не раздражать Бабуджи своим видом. Боря не принимал гостей и только со двора через окно кухни разрешал смотреть на кота. Но вот что странно: Бабуджи не покидал ящика из-под мыла. Никто не видел, как Бабуджи спит или ест, никто не видел, как он охотится, а между тем мыши из дому пропали. Позвали доктора Рао. Он взглянул на Бабуджи через окно кухни и заверил всех, что кот здоров и нормален. Все ломали
— Я был в Мамаллапураме, — сказал Боря, — и понял всё. Я видел памятник Великой Кошке. Бабуджи как две капли воды похож на неё. Я не сомневаюсь — он потомок Великой Кошки и мечтает о том, чтобы ещё при жизни ему поставили памятник. Потому он никогда и не слезает с ящика, на этом ящике он очень похож на памятник.
Мы ещё раз пошли взглянуть через окно, как Бабуджи выглядит на ящике из-под мыла, и увидели, что Боря прав. Бабуджи в самом деле был очень похож на памятник. Убедившись в этом, мы собрались уходить, но столкнулись в воротах с незнакомой кошкой. Это была обыкновенная кошка. Так что сказать о ней нечего, кроме того, что ничего хорошего о ней не скажешь.
Она вспрыгнула на камень для стирки белья (такой камень есть в каждом дворе индийского дома). Бабуджи её заметил. Тогда она спрыгнула с камня и села ещё выше — на куб для сбора воды.
Этого ей показалось мало. Она покинула куб для сбора воды и забралась совсем высоко — на каменный столбик ворот — выше самого Бабуджи. Этого он вынести не мог.
В ту же минуту Бабуджи одним прыжком вылетел из окна во двор, промелькнул в воздухе, как полосатая молния. Мы шарахнулись в сторону. Попугаи стаей слетели с дерева. У фокусника, сидевшего у ворот, проснулась в корзинке кобра и, сдвинув плетёную крышку, высунула удивлённую голову. Оба они — и Бабуджи и кошка, чуть не сбив нас с ног, вынеслись на улицу и растаяли вдали. Бабуджи выгнал кошку, но исчез и сам.
Борю успокаивали, что он ещё вернется. Раджан сказал: он вернётся, если в доме ещё раз появятся мыши.
Боря ходил, спрашивал по домам, не найдется ли у кого-нибудь мышей. Но когда что-нибудь до зарезу нужно, как назло, того и не найдёшь. Нигде мышей не было.
В Мамаллапураме мы побывали. Покинутый в древности, город был пуст, как всегда. Только океан, песок и пустынные храмы. Там на скале, обращённой к востоку, мы видели изваяние Великой Кошки. Она в самом деле была как две капли воды похожа на Бабуджи. Но Бабуджи не было. Только шумел океан, набегая на берег, только шуршал песок, только ветер пел, гуляя в тысячелетних покинутых храмах.
История седьмая
ПРО БОРЮ И ОТЧАСТИ ПРО СКОРПИОНА, ХОТЯ ПРО НЕГО МНЕ ДАЖЕ ВСПОМИНАТЬ ПРОТИВНО
У Бори, надо отдать справедливость, прекрасный характер. Бывают, конечно, у него помрачения, но у кого их не бывает. И вдруг смотрим — сидит Боря туча тучей.
— Боря, — спросили мы, — чем ты недоволен?
— Всем.
— Как, всем на свете?
— Да, — сказал Боря.
— Ну, хочешь, пойдём посмотреть индийские танцы?
— Какие ещё танцы! Я и сам могу танцевать.
(При этом Боря не шевельнул ни рукой ни ногой. Оно и понятно. Я забыла сказать, что как раз в эти дни и наступила настоящая жара. Земля растрескалась от солнца. Собаки как мёртвые лежали в пыли. Птицы не пели, как будто у них высохло горло. Одни только серые куропатки стонали от зноя. Даже хамелеон закрыл оба глаза. Всё, что было прежде, это ещё не жара. Вот теперь это действительно была жара. Я думаю, что именно по этой причине Борис и был недоволен всем на свете.)