Листья банана

Абдулова Вера

— Может быть, ты хочешь засахаренных орехов? — спросили мы.

— Нет, — сказал Боря.

— А солёных?

— Я сказал: нет! — закричал Боря. — Я хочу одного: сидеть здесь под деревом манго и читать свою любимую книгу «Чудеса Индии». Может, быть, я скоро умру. Это моё последнее желание. Больше у меня ничего не осталось. Имеет право человек перед смертью на последнее желание?

Мы ничего не могли возразить и пошли на цыпочках к воротам.

А Боря вынес плетёное кресло, поставил его под деревом манго, взял в руки любимую книгу и махнул нам рукой на прощанье. Когда мы были уже в воротах, Боря открыл книгу.

И в эту самую минуту, и ни минутой позже, из тёмной блестящей листвы вывалился скорпион

и, пролетев беспрепятственно по воздуху, упал в открытую книгу. Не куда-нибудь, а именно в книгу, которую Боря так хотел почитать. Смертоносный, коварный, он не нашёл другого места, куда падать. Мы бросились назад, как только раздался Борин вопль. Хорошо ещё, что скорпион не успел его тяпнуть. Но какая подлость — падать человеку в книгу, когда у него и так плохое настроение. Если ой даже упал не нарочно, а поскользнулся, я всё равно не могу его простить и не хочу про него писать.

Другое дело — писать про Борю. Про него всегда приятно писать, даже в такие дни, когда дождь запаздывает, как мёртвые висят листья банана. Тогда ничего не хочется и лопается терпенье, и скорпионы валятся в книги… Но ни слова о скорпионе. Поговорим о дожде, о прохладе, о нашем слоне Айравате.

История восьмая

ПРО СЛОНА АЙРАВАТУ

Именем слона называют всё лучшее, что есть на свете. Всё мудрое, доброе и прекрасное. Походку красивой женщины называют походкой слона. И умного человека сравнивают с мудрым слоном. И долгожданный дождь называют слоновьим дождём. И облако, приносящее дождь, называют слоновьим облаком. И южный край города или деревни, откуда приходит дождь, называют стороной слона. «О мудрый и долготерпеливый слон!» — поётся в древней песне. Бок о бок с нами живёт слон по имени Айравата. Он стоит под навесом у нашего клуба.

Мы видим слона Айравату каждый день и по нескольку раз в день. Он работает рядом с нами, и всякий раз, когда мы приходим поесть — на завтрак, обед или ужин, погонщик слонов Шагири приводит Айравату, чтобы облить его водой. Айравата устаёт только тогда, когда у него перегревается кожа. А после обливания снова бодр и свеж, как человек после чашки чаю. Входя, мы всякий раз говорим:

— Привет, Айравата!

А уходя:

— Будь здоров, Айравата!

Банан или булочка всегда находились у нас для Айраваты. Зато когда в клубе испортился вентилятор, Айравата, просунув хобот через веранду, махал над нашими головами веткой дерева манго, разгоняя жару.

Правда, это была ещё не жара. Настоящая жара пришла как раз тогда, когда скорпион свалился в Борину книгу. Да, это была жара! Боря мрачный как туча пришёл в клуб и выпил залпом семь бутылок воды. Не две и не три, а семь. Повар Джимми поставил перед ним ящик. Только крышки звенели, падая на бетонный пол да, пузырясь, шипела вода, вырываясь из горлышек. Все хранили молчание, пока Боря пил. Когда седьмая бутылка опустела, Боря обратился к погонщику Шагири:

— Это правда, что летний дождь называют слоновьим дождем?

— Правда, — сказал Шагири.

— Значит, слон — хозяин дождя?

— Конечно, сказал Шагири. — В древности, говорят, здесь был один город, в котором не было ни одного слона. Дождь совсем позабыл этот город и обходил его стороной. Владыка соседнего царства сжалился над несчастным городом, послал ему своего слона. И слон привёл за собой дождь. А жители царства разозлились на махараджу и…

— Спасибо, — сказал Боря, — остальное меня не интересует.

Он взял в руки свой пробковый шлем. Шаги его были твёрдыми. Он завернул за угол, под навес, туда, где стоял Айравата. Он посмотрел на слона в упор и сказал, безнадёжно махнув рукой:

— Ну,

где же дождь, Айравата?

Оба они вышли из-под навеса. А я вылезла на крышу и смотрела, как они расходятся в разные стороны. Боря шёл на север, Айравата — на юг.

И в ту же минуту увидела, что с юга, оттуда, где исчез Айравата, идёт туча, а внизу трепещут и дрожат разорванные листья бананов. По улице несётся скатанная в клубок трава. Первая капля упала мне на шею. В крупный горох окрасилась вся пыльная крыша и на глазах стала темнеть и блестеть. Пошёл дождь.

С юга в потоках воды, вместе с дождём, пришёл Айравата. А с севера, весь мокрый до нитки, вернулся Боря. Он утверждает, что не говорил со слоном и тем более не упрекал его в том, что дождя всё нет. Будто бы Айравата просто-напросто первым почуял приближение тучи и пошёл встречать дождь. Наверное, так и было. Все высыпали на улицу. Все подставили руки и головы дождю. Все кричали от радости. А Айравата, подняв хобот, трубил и, говоря по правде, был очень похож на владыку дождя.

История девятая

ПРО ДОЖДЬ И НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПРО ТУФЛИ

ПРО КРАСНУЮ ЗЕМЛЮ

Дождь шёл день, другой, третий, неделю и две, и три — без остановки и без передышки. Сначала машины ещё возили нас на станцию, утопив колёса, распуская круги, по брюхо в воде — как водяные жуки.

Но потом не пошли и машины. Стена воды падала сверху. Весь город поплыл. Прорвались подземные трубы, и вода стала бить фонтанами. Реки неслись по улицам, бурля на поворотах. Сады ушли под воду. Дальнее поле, где бьют из-под земли ключи, стало морем, и по нему ходили волны. Вода всех ручьёв и рек соединилась с водой океана.

Каждый был заперт дождём в собственном доме. В окно не видно соседнего дома, не видно и земли. Можно даже забыть, что земля здесь красная. Она потому и красная, что наполовину — из глины. И никаких событий не случилось за это время, если не считать потерю двух туфель. Но когда ничего не случается, то и это событие.

На шестнадцатый день дождя я открыла дверь дома, — вода покрыла ступеньки крыльца, стояла вровень с порогом, и тонкой струйкой побежала по полу.

— А! Терять больше нечего, — сказала я себе, шагнула с крыльца вниз и провалилась в воду по пояс. А ноги в туфлях засосало в раскисшую глинистую землю. Вытащить то и другое не было никакой возможности. «Что спасать, — прикинула я в голове, — туфли или ноги?» Всё-таки — ноги! И я вытащила ноги. И покинула туфли. Я оставила их в размокшей земле. Конечно, это несправедливо. Всю жизнь по моей указке они ходили, стояли, лежали, таскались туда и сюда, слонялись и брели, куда бы я их ни направила. А если они были мне не нужны, я бросала их в углу или зашвыривала их под кровать. Было бы только справедливо, если б теперь, под конец жизни, они вырвались на волю, если б потоками воды их унесло в океан. Эту мысль я поведала Боре. И Боря меня успокоил.

— Я вижу, что-то чернеет вдали, — сказал Боря. — Я не сомневаюсь, что это туфли. Они плывут в океан.

* * *

Страшно, когда запаздывает дождь. И хорошо, что в конце концов он приходит. Но когда он идёт третью неделю…

Нет, никому я не пожелаю сидеть одному посреди отсыревшего дома и смотреть, как тёмным пятном расплывается на потолке сырость, и знать, что ты отрезан дождём от всего мира. И не выйти, и не уехать. И что делать — не знаешь. В окно не видно соседнего дома, не видно и земли. Можно даже забыть, что земля здесь красная. Она потому и красная, что наполовину — из глины.