Литератор
Шрифт:
На первый взгляд кажется, что большая повесть «Знак беды» отличается от всех других произведений Быкова. В самом деле — в разной степени, в разных условиях, неизменно опасных, поставлена задача, которую надо решить. И решить с оружием в руках, с помощью оружия — война! Сопротивление или победа — вот мир обстоятельств, в котором происходит действие — и происходит с оружием в руках. В «Знаке беды» оружия в руках главных героев повести — Степаниды и Петрока — нет. Вооруженное сопротивление сменяется нравственным. Нет поля сражения, которое нужно завоевать, и все-таки сражение происходит. Без грома выстрелов, без обдуманной цели. Могущественная германская армия, соединившаяся с предателями-полицаями, сражается с двумя старыми крестьянами-бедняками Петроком и Степанидой. И в этом нравственном сражении, ограбленные,
Вот невысказанный, скрытый, но заставляющий глубоко задуматься смысл повести «Знак беды». О нем нигде не говорится прямо, он как бы заслонен реальными обстоятельствами, естественностью действия, вещественностью истории, давно совершившейся и происходящей на наших глазах. Но если попытаться взглянуть на панораму повести одним проницательным взглядом — становится ясно, что она написана для того, чтобы поднять этот внутренний смысл, означающий, что сила человечности, мужества, справедливости и чести бесконечно выше силы оружия.
В других повестях Василя Быкова характер героя, как я уже упоминал, познается в действии. Авторский взгляд, психологический портрет героя почти всегда отсутствует. Он просто не нужен, без него легко обойтись. Но в «Знаке беды» действие не играет почти никакой роли и характеры, может быть, по этой причине, строятся совершенно иначе. В силу вступают отношения однообразно повторяющиеся со стороны победивших (немцев и полицаев) и человечески-сложные, «выкованные бурями России» (Заболоцкий) со стороны побежденных (Степаниды и Петрока). А где отношения — там и характеры.
И Быков, с несвойственной ему медлительностью, рисует эти характеры — слабый, неуверенный, мягкий характер Петрока и волевой, сильный, цельный, справедливый характер Степаниды. Думаю, что я не ошибусь, если скажу, что таких характеров в нашей литературе немного. Она верна себе в любых обстоятельствах своей нелегкой жизни. В годы коллективизации она защищает тех, кого беззаконно ссылают как кулаков, в годы культа личности она собирает подписи под письмом земляков, защищающих безвинно арестованного председателя колхоза. В годы войны, потеряв детей, мужа, достояние, свободу, она выменивает поросенка (это все, что у нее осталось) на бомбу, надеясь взорвать построенный немцами мост.
Вглядываясь в портрет кисти Рембрандта, вы невольно представляете себе минувшую жизнь оригинала, Быков в немногих словах рассказал эту минувшую жизнь своей Степаниды. Это сделано только для полноты — у прозы свои законы. Но если бы он этого не сделал — все равно читатель увидел бы его героиню такой, какой она была. С преждевременными морщинами на лбу, с потускневшими, но еще сохранившими блеск глазами, с упрямой складкой крепко сжатого рта.
Она не сдается. Запершись в доме, она сжигает и дом и себя.
В. Быкову
2/X—72
Дорогой Василь Владимирович!
Спасибо, спасибо Вам за книгу [156] , за письмо, за удачное фото. Вспоминая теперь о Ялте, я вижу, что моей главной удачей было знакомство с Вами. Вы пишете, что Вы — не очень опытный литератор. Только узнав Вас, я верю, что это не «смирение паче гордости». Опыт — дело наживное, и он, кстати, есть у Вас. Но что он значит в сравнении с Вашим задушевным и благородным талантом?
156
Быков В. Третья ракета. Повести. М., 1972.
Посылаю Вам мой роман [157] и очень надеюсь вскоре увидеться с Вами. Не знаю, где и как, но непременно, непременно.
Крепко жму руку, Ваш
4.06.83
Я прочитал Ваш новый роман «Знак беды» и подумал, что мне непременно нужно написать Вам. Я читал и высоко ценю все, что Вы до сих пор напечатали (или почти все, потому что от Жураховича я знаю, что один Ваш роман не переведен на русский язык). Но и «Знака беды» достаточно, чтобы убедиться в том, что Вы шагнули далеко вперед по сравнению с Вашими прежними вещами, в которых («Сотникова»
157
«Перед зеркалом».
Крепко жму Вашу руку.
Р. S. Лидия Николаевна шлет Вам сердечный привет, она в восторге от Вашего романа. Если будете в Москве, были бы рады Вас повидать.
27.7.83
Не могу передать Вам, как я был взволнован и обрадован Вашим письмом. Я почувствовал, что Вы испытали радостное чувство, читая мой роман, а я по себе знаю, как важна и дорога мне удача близкого по духу писателя, каждое произведение которого обогащает нашу литературу. Речь, понятно, идет о нравственной позиции, о которой так поверхностно и беспечно говорят наши критики и которая в глубине является основой каждой удачи. Может быть, я пишу несколько невнятно, но знаю, что Вы поймете. Очень верно Вы написали «о боли как глубочайшей теме искусства» — ведь это и есть то чувство, которым мы так долго и безуспешно пытаемся убедить всех тех, кого, как видно, нельзя убедить, вопреки всем нашим усилиям. Мне давно хочется Вас увидеть, я до мелочей помню нашу встречу в Крыму и от души желаю, чтобы она повторилась. Короче говоря, Вы устроили мне праздник, за который я Вам от души благодарен.
Слышал, что Вы написали еще одно замечательное произведение, но не надеюсь познакомиться с ним, потому что не читаю по-белорусски. Может быть, его переведут на английский? По-английски я довольно свободно читаю.
Обнимаю Вас крепко, Лидия Николаевна Вам сердечно кланяется, она никогда не переставала испытывать к Вам самые сердечные чувства любви и уважения.
Я хочу от всей души поблагодарить Вас за отзыв [158] , который Вы послали в «Новый мир». Он написан превосходно. Признаться, я не ожидал, что Вы сами возьметесь за него. Конечно, это лучший выход, думаю, что Вас непременно напечатают, а это для дальнейшей работы над наследием Тынянова имеет огромное значение. Готовится второй выпуск, который упрочит все это важное для нашей литературы дело. Он будет содержать доклады, прочитанные на вторых тыняновских чтениях, которые состоялись в июне этого года. Ваш отзыв, несомненно, поможет его опубликовать. Установится, я надеюсь, традиция, и Вам ли не знать, как это важно — положить начало новому, необходимому для нашей литературы делу. Еще раз тысячу раз спасибо за Вашу отзывчивость. Зная Вас, я надеялся на нее, но не ждал, что Вы откликнетесь так быстро и энергично.
158
Быков Василь. Талант ученого — талант художника. («Тыняновский сборник. Первые Тыняновские чтения». Рига, 1984.) — «Новый мир», 1985, № 1.
Комиссия наша состоит из известных писателей и общественных деятелей, и они все просили меня передать Вам сердечный привет и глубокую благодарность.
19.9.84
Дорогой Василь Владимирович!
Сердечное спасибо за поздравление. В свою очередь поздравляю и Вас. Я прочел Вашу прекрасную статью в «Литературной газете». Она написана с трогательной простотой — черта, которая с редкой ясностью рисует Ваш характер. Чудо, что Вы остались живы, и изобразить это чудо так рельефно мог только подлинный мастер. Такого же мнения все мои друзья, прочитавшие статью с глубоким интересом. Моя военная биография в сравнении с Вашей показалась мне просто жалкой. Все-таки перо — не винтовка.