Литература мятежного века

Федь Николай

– Не хотите ли пообщаться со зверюшками?
– посмотрел он в сторону зоопарка.

У обезьяньего вольера мы увидели хорошо упитанного плешивого типа, который забавлялся тем, что показывал нашим сородичам язык, строил рожи и подпрыгивал, издавая какие-то странные звуки, вроде: "Х-х-ху ух! Х-х-ху-эх!"

– Смотрите, Черномырдин!

– Как так, он же в Киеве. Доверенное лицо, так сказать, самого-самого... Интересно.

Мы подошли ближе.

– Похож, - улыбнулся Петр Лукич.
– Но вряд ли он... Природа редко выпускает в свет свои изделия в одном экземпляре... А может и он, чем черт не шутит. Видно собирается заведовать посольством в какой-нибудь латиноамериканской стране, а там, как ему подсказали советники, джунгли, а где джунгли -

там обезьяны. Исторический человек, к тому же отменный шутник... Помните, как он вкупе с "бухим Борькой" лихо расстрелял в октябре 1993 года из танковых орудий Верховный Совет. Сотни жизней (кроме депутатов и чиновников) ни в чем не повинных людей стоила эта черномырдинско-ельцинская "шутка"... А теперь этот... тихо-мирно изучает флору и фауну заморских стран.

Мы увидели освободившуюся скамейку и отошли к ней.

– Столичные остряки уверяют будто на фоне зоопаркового ландшафта последнее время блистают, как в песне поется, "три веселых друга", спаянные страстью к российской словесности.

– Кто такие?

– Да все те же... Солженицын, Черномырдин и Кузнецов, который вот уже тридцать лет не снимает с себя бороду, носящую отпечаток учености.

– Ничего не скажешь, хорошая компания, - не скрывая презрения сказал он.
– Но что их связывает? Вы говорите, страсть к российской словесности. В каком смысле?.. Ну, с Солженицыным все ясно - лютый враг русского народа и его гениального сына Шолохова, фальсификатор и лжец - об этом ведомо всему миру, особенно после разоблачения его грязной возни вокруг "Тихого Дона". А Ф.Ф. Кузнецов? Ба, да они единоверцы по духу. Помнится, в предисловии к новой книге "На переломе" в 1998 году он писал: "Огромным событием в литературе 60-х годов стала публикация в "Новом мире" повести А. Солженицына "Один день из жизни Ивана Денисовича"". Зачем он это делает, когда всем известно, кто есть Солженицын. Потом я узнал о готовящемся в ИМЛИ академическом издании сочинений "Великого писателя", о близких дружеских отношениях сих литературных прилипал. А с какого бока тут оказался Черномырдин?

– Да он, как заявил в октябре 2001 года на ученом совете института Кузнецов, что-то там спонсирует в шолоховских делах и готовится принять участие в подготовке к юбилею Шолохова. Какой-то дьявольский вертеп...

Проскурин заметно помрачнел.

– Невозможно дышать в этом смраде... Сердце разрывается... Что же мы, писатели?.. Вообще литературный процесс в России давно приобрел некий, простите, ублюдочный характер.

Мне показалось, что на душе у Петра Лукича скопилось много горечи и ему захотелось высказаться, назвав вещи своими именами. Я старался не пропустить ни одного слова из его монолога.

– Все печатные органы, газеты, журналы, издательства, как говорится, прихватизированы ловкими людьми и превратились в клановые или даже семейные предприятия, - о литературе на таких литпрядильнях, как правило, не думают и думать не могут. Как сказал в разговоре очень самобытный писатель, никто никого сейчас к своей кормушке и на десять верст не подпустит, каждый работает по собственным интересам: журнал "Москва", допустим, превращен главным редактором в "закрытую зону", а Геннадий Гусев в "Нашем современнике" тоже к своим зернышкам никого не допустит, самому бы хватило наклеваться. Так и в других местах.

И действительно, в литературе периода перестройки, а точнее разгрома России либералами, стали явно намечаться определенные литературные мафии. Говорить о буржуазно-сионистском крыле литературы нет смысла, тут все понятно и без разъяснений, кто кому горло перервет, тот и прав. Но броуновское движение захватывает и патриотическое крыло, - прохановское, ганичевское, куняевское, бородинское...

– Каждое из этих направлений или, точнее, группировок объявляет себя главным, народным. И все, разумеется, возводят себя в мученический сан патриотов, бескорыстных, русских и все вопиют о своей жертвенности во имя России и русского народа,. Однако многие, на глазах махрово обуржуазились, торопятся урвать свое, не отстать от времени,

и это стремление приобретает иногда трагикомические формы - писатель ведь тоже человек и ничто человеческое ему не чуждо. Скажем, Станислав Куняев том за томом выдает на гора свои мемуары, не удержавшись от искушения выпятить себя на первое место в борьбе с сионизмом, якобы еще в советские времена, когда и самые простые слова "еврей", "русский", не говоря уж о их синонимах "жид", "великоросс" были под цепким идеологическим запретом...

– Но, стоп! Пожалуй, здесь стоит задержаться и обратить внимание на один прелюбопытнейший поворот в поведении людей, несомненно вызванный окончательным распадом в последние десятилетия ХХ века национального сознания общества, и коснувшийся в основном людей творческих и тем самым намертво связанных с идеологией и политикой. Прежде всего именно они стали страдать модной болезнью раздвоенности сознания и души - думать одно, говорить другое, а делать третье, и тем самым изыскивая для себя возможность быть сразу в двух, трех, а то и больше взаимоисключающих друг друга, мирах. По-ученому это можно было бы определить как своеобразный дуализм шиворот-навыворот, а по народному и того понятнее - ласковое теляти двух маток сосет.

Дело в том, что творческие личности быстрее и острее других чувствуют перемену политической погоды, естественно, и вполне закономерно, что именно в их среде любое шевеление воздухов вызывает самые удивительные, самые противоречивые движения, и все они законно направлены, прежде всего, на собственное выживание, а значит на приспособление к изменяющейся среде и никакой вины в этом нет и не может быть. Любая живая жизнь агрессивна, а человеку, да еще творческому, тем более не хочется упустить ничего из наработанного в прошлом, в то же время не промахнуться и на будущее. Это особенно ярко проявилось в последние годы, скажем, у Куняева.

– Станислава Куняева я знал давно, еще задолго до его назначения главным редактором "Нашего современника". Он всегда слыл патриотом, вольнодумцем и правдолюбцем, но разговоры по этому поводу бывали всякие. Возглавив "Наш современник", журнал определенно патриотического, даже почвеннического направления, Куняев получил возможность полностью реализовать себя и как общественный деятель, реализовать и идеологически. Вот тут и начинается чересполосица, которой до этого в "Нашем современнике" никогда не наблюдалось. Несколько лет подряд, в журнале из номера в номер публикуются злостные русофобские сочинения Солженицына, а к ним подверстываются слезливые рассказики Белова и Распутина, якобы из народной жизни русской действительности, которые словно еще раз подтверждают убеждение дутого нобелевца в отношении русского народа и его национального характера, одним из основных природных свойств коего являются, едва ли, якобы, не врожденное мазохистическое стремление к беспросветному рабству.

Был период и печатание леоновской "Пирамиды" - в самый разгар ельцинского палачества над русским народом - тоже своеобразный признак политического дуализма - занять огромные печатные площади заоблачным философствованием, в котором сам автор заплутался с первых же страниц, но при чем же здесь, опять-таки, распятая Россия, ее истинные свершения и муки? Никто не спорит, сам Леонид Максимович имел полное неотъемлемое право написать и напечатать все, что ему заблагорассудится, но его личная попытка понять бытия, жизнь и смерть, как продолжение жизни в какой-то иной ее форме, уже давно были обоснованы во многих мифологиях и религиях, в гораздо более понятных и близких народу формах.

– Непрерывно печатаются и туманные мудрствования еще одного гения, вызревшего в недрах "Нашего современника" Вадима Кожинова - все, в основном, о евреях и иудаизме, о судьбе и значении еврейства в русской истории и жизни, и все с неуловимым положительным значением данного сожительства. Быть может, это и соответствовало моменту, и было актуальным, но невольно возникает вопрос - а почему обходятся далеко стороной конечные результаты столь милого и близкого сердцу Кожинова еврейско-русского сожительства?